Сибирские огни, 1988, № 8

рошо знавший ученого лично, замечает, что Степан Иванович «делается ревност­ ным собирателем народных былин, песен, сказок; подмечает варианты русских на­ певов, варианты в тексте; начинает разби­ раться — какие песни и напевы откуда занесены. Все это вносит он в свои запис­ ные книжки». Свидетельство биографа чрезвычайно важно, ибо в современной фольклористике бытует мнение, что Гуля­ ев при публикации не останавливался пе­ ред искажением текстов в русле господ­ ствующего тогда славянофильского подхо­ да к фольклору, согласно которому каж ­ дая конкретная запись былины или истори­ ческой песни рассматривалась как матери­ ал для построения древнего «первотекста». Многочисленные аргументы, в том числе — исходящие от самого фольклориста, так же, как сопоставление полевых записей и публикуемых ученым текстов, заставляют усомниться в верности такого утвержде­ ния. Во всяком случае, редакторская прав­ ка Гуляева, если она и имела место, вызы­ валась, скорее, «техническими» причинами лакунами в тексте, явными «несообраз­ ностями» в речи сказителя, нежели методо­ логическими соображениями. Ученый часто подчеркивал, что та или иная песня «списана с буквальной точ­ ностью со слов» или «с голоса» сказителя. И это очень важное признание, поскольку позволяет отождествить гуляевскую мето­ дику полевой записи фольклора с передо­ вой для науки середины XIX в. фонетиче­ ской записью, которую пропагандировал, к примеру, фольклорист-демократ П. И. Якушкин, будущий знакомый Гуляева... Родина С. И. Гуляева — село Алейское — своим появлением обязано серебропла­ вильному заводу, возле которого оно и возникло в 70-е годы XVIII столетия. Бли­ зость к народу, во многом крестьянский образ жизни были характерной чертой семьи Гуляевых. Именно в детские годы закладывается интерес Степана Ивановича к русской народной песне, обрядам, сказ­ кам. Особенно сильное впечатление на будущего этнографа оказали «помочи», традиционный способ крестьянской взаимо­ выручки, которые нередко организовыва­ лись в доме Гуляевых. «Помочане и помо- чанки, — вспоминал ученый,— по оконча­ нии работы возвращались домой, одева­ лись в цветное платье и собирались у хо­ зяйки, угощались за приготовленными уже столами... после ужина начиналась пляска под скрипку... пляска сменялась «круговы­ ми» (хороводными) или обрядовыми песня­ ми, и так продолжалось до утра...». Детские впечатления явились той осно­ вой, на которой сложился Гуляев — этно­ граф и фольклорист. В предисловии к статье «О сибирских круговых песнях» Степан Иванович писал: «Проведя юность в Западной Сибири, моей родине, я сохра­ нил в памяти те явления ее жизни, кото­ рым способнее был сочувствовать. Как помню, так и передаю их вам, но помню верно...». А по поводу своей обширной ра- , боты «Этнографические очерки Южной ^Сибири» он отмечал: «Статья эта, заклю- -эчавшая описание свадебных обрядов, на­ родные песни, заговоры знахарей и сло­ варь, была составлена из воспоминаний отроческих и юношеских лет и материалов. присылавшихся в Петербург с разными лицами...». Эти материалы, однако, прихо­ дилось добывать с большим трудом; то, о чем умолчал Гуляев в своей статье, вос­ станавливается по его переписке. В марте 1839 года, ободренный успехом первой публикации, он пишет матери: «Теперь, лю­ безная маменька, прошу Вас покорнейше об исполнении моего давнего желания; «старины». Самое верное и лучшее средство попросить об этих песнях, заклинаниях и проч. Василия Степановича Трубачева и Ивана Степановича Лушникова, моих ста­ рых товарищей, такж е и Александра Ми­ хайловича Мангазеева, я с ним об этом уж е говорил». С этих пор слово «старина» в переписке Гуляева обозначает разнооб­ разные жанры фольклора и этнографиче­ ский материал. Но дело с присылкой «ста­ рины» налаживалось медленно, и спустя несколько месяцев Степан Иванович напо­ минает: «Вы, любезная маменька, не испол­ нили просьбы моей о песнях, а я уже на­ печатал в «Отечественных Записках» и статью о сибирских песнях. Прошу Вас на­ помнить Александру Михайловичу Манга- зееву о его обещании, он хотел собрать для меня кой-какие древние песни». Далее следует важное признание Гуляева; «Я хо­ чу пуститься в литературу. Виноваты буде­ те, если я не успею познакомить читате­ лей «Отечественных записок» со стариною, причиною будете Вы1». И, наконец, по­ следний аргумент, чтобы расшевелить ро­ дителей: «Обещают за статьи и деньги!» Усилия не пропали даром: благодаря при­ сланным из Сибири ценнейшим записям русского фольклора и этнографическим описаниям, Гуляев публикует крупную ис­ торико-этнографическую статью «Алтай­ ские каменщики» (1845 г.) и знаменитые «Этнографические очерки Южной Сибири» (1848 г.). Умение мобилизовать для научного по­ иска людей, чаще всего к нему не готовых, выдвигает Гуляева в число незаурядных организаторов провинциальной науки прошлого столетия. Слово «провинциаль­ ная» в данном случае не носит никакого оценочного оттенка, оно, скорее, определя­ ет жесткие условия работы ученых, разоб­ щенных между собой и удаленных от науч­ ных центров на огромные расстояния, к тому же плохо обеспеченных специальной литературой и необходимой естественно­ научной базой. Отметим пока только одну черту Гуляева — организатора научного поиска: его умение разговаривать с к аж ­ дым из многочисленных своих корреспон­ дентов (а среди них были люди самого разного социального положения — крестья­ не, купцы, свящеиники, губернаторы.) на его языке. Узнав однажды, что знакомый крестьянин. Семен Никитович Казанцев о т­ правляется в горы на поиск руд, Гуляев попросил его обращать внимание на мине­ ральные ключи. «Так как Казанцев,— пи­ шет Степан Иванович,— не понимал значе­ ние слова «минеральный», то, напомнив ему известную всему русскому народу сказку о Иване-царевиче, который, отыски­ вая Жар-птицу, похищавшую яблоки в саду его отца, ездил за живою водою в Индий­ ское царство,— сказал шутливо, что эта