Сибирские огни, 1988, № 8

крытий мы не сделали. Нет у нас своих Анохиных, Колмогоровых, Семеновых, К а­ пиц. Будем самокритичны — есть изрядная доля истины в расхожей шутке: два эконо­ миста — три мнения. С поразительной лег­ костью наш брат обосновывает всевозмож­ ные перестройки, реорганизации, новые по­ казатели, а придут иные времена — с тем же холодным пафосом бичует их. Д аж е между собой мы, похоже, перестали разби­ раться, какие шараханья проделал тот или иной ученый муж, лишь бы «попасть в струю» («Новый мир». 1987, № 2 ). Занятие, замечу, существенно облегчаемое тем благоприятным обстоятельством, что ему всегда способствует услуж ливая цифра, готовая по едва заметному намеку выстро­ иться в очень убедительный ряд и, как го­ ворится,— гром победы раздавайся! Ска­ жем, рост продукции машиностроения мож ­ но показать в стоимостном выражении. И тогда за десятилетие цифра окажется куда как внушительной—9,36 раза! Но если эту же динамику показать в штуках или ка.ких-то иных натуральных измерителях (как это сделали Селюнин и Ханин на 48 видах продукции машиностроения), то рост этот в среднем составит... 4,24 раза! Расче­ ты же, выполненные с использованием более тонких методик, обнаруживают дальнейшее углубление разрыва — он оказывается вось­ микратным! Обнажая технологию лжи или, выра­ жаясь мягче, лукавства (недавнее прошлое было временем социальных эвфемизмов), авторы на довольно глубокую ретроспекти­ ву прослеживают историю грехопадения статистики и те общественно-экономические предпосылки, что создавали для этого бла­ гоприятную среду. Как в этом легко убеж ­ дается читатель, в немалой степени тому способствовали и люди, находившиеся при цифре. В конечном счете, экономика — это экономисты. И если сегодня престиж эконо­ мической науки настолько упал (вспомним упоминавшуюся шутку), то в значительной мере это обусловлено и эволюцией народно­ хозяйственной статистики. Тем путем, что она проделала за десятилетия своего разви­ тия. Анализ используемого в обороте очерка статистического материала приводит авто­ ров к однозначному выводу: с товарно-де­ нежными отношениями, с законом стоимо­ сти — шутки плохи. Не тот экономист явля­ ется товарником, кто признает деньги, плат­ ный кредит, самоокупаемость. Эти слова те­ перь все уважают. (Ах эта наша любовь к словам!) Товарник тот, убеждены Селюнин и Ханин, кто настаивает на определении оп­ товой цены с учетом голоса покупателя, кто почитает закон стоимости в полном объ­ еме, а не усеченным, преобразованным или еще как-то выхолощенным. Небезынтересно вспомнить в этой связи, что в 1925 году на собрании в Институте красной профессуры было решено отменить закон стоимости! Такой вот ура-революци- онный угар... Здесь самое время обратиться к Анато­ лию Стреляному, его очерку «Приход и расход» («Знамя», 1986, № 6 ), вызвавшему в свое время настолько обильную читатель­ скую почту, что автору пришлось ровно че­ рез год в том же журнале прибегнуть к ее печатному комментированию. И этот послед­ ний материал — «Ремесло проверяется тор­ жищем» — обладает несомненной содержа­ тельной самодостаточностью. Но вернусь к истокам. «Мы не должны чуждаться коммерческо­ го расчета,— настаивал В, И. Ленин, высту­ пая 29 октября 1921 года на Московской губернской партконференции.— Только на этой почве коммерческого расчета можно строить хозяйство. Мешают этому предрас­ судки, воспоминания того, что было вчера» («Знамя», 1986, № 6 ). «Вчера», напоминает Стреляный,— это военный коммунизм, в котором не было ме­ ста купцовским способам ведения хозяйст­ ва. Тогда господствовал нетоварник. К ава­ лерист, в определении А. Стреляного. В о т­ личие от купца, то бишь товарника — раде­ теля истинного коммерческого расчета, о ко­ тором говорил В. И. Ленин (в терминах на­ шего сегодняшнего экономического миропо­ нимания — хозяйственного расчета). Анализ давнего идеологического противо­ стояния «купцов» и «кавалеристов» — в сущности, двух принципиально отличных философий экономики — составляет содер­ жание исследования А. Стреляного. «Социа­ лизм мысли против социализма чувства» — две метафоры, образующие подзаголовок очерка, как бы задают дополнительные кра­ ски к уточнению естества двух исследуемых моделей жизнестроительства. По глубине и добротности анализа эво­ люции хозяйственного миропонимания на различных этапах развития нашей экономи­ ки, по полемическому темпераменту, с к а­ ким выстраивается обзор различных конст­ рукций в экономической науке и практике, очерк, несомненно, украсил бы список науч­ ных трудов специалиста. Не могу не вспомнить в этой связи оцен­ ку, данную в свое время Алексеем Кондра­ товичем очерку Юрия Черниченко «Про картошку»: «Высококвалифицированное ис­ следование, составившее бы честь целому институту...». Работа А. Стреляного, повторккь,— того же масштаба. И этими своими качествами она не могла не привлечь столь широкого читательского отклика, инициировавшего уже названный обзор — послесловие в «Знамени» (1987, № 6 ). «Коренной «кавалерийский» предрассу­ док, от которого разбегаются все осталь­ ные,— напоминает А. Стреляный в «Прихо­ де и расходе»,— по-прежнему касается судь­ бы объективных экономических законов при социализме. Пока говорят коротко, без объ­ яснений: «объективные экономические зако­ ны». сознание «кавалериста» покорно, по школьной привычке, заглатывает эти слова и, лениво пожевав, худо-бедно переварива­ ет. Но как только ему начинают расшифро­ вывать их, говорить, например, что объек­ тивные экономические законы — это такие свойства и явления хозяйственной жизни, которые не зависят от людей, сколь бы соз­ нательными, подкованными и важными мы ни были, что закон, к примеру, стоимости проявляется в цене, но не в той, которую пи­ шут на бирке товара, а в той, по которой он ходит, если ходит, или мог бы пойти, если бы не мешала слишком большая цифра на бирке, что исчислить стоимость на базе из;, держек производства, как это делают сей­ час, невозможно в принципе, и Маркс эГу