Сибирские огни, 1988, № 8

— Данила...— Иван злобно сопнул, сжал кулаки и, словно страшась своих ожесточившихся рук, убрал их за спину, сцепил крепким хватом.— Знай: третий раз я уж к тебе не приду. Ты останешься здесь, Данила, а я... И Русь, мы пойдем дальше! Не тем вы движетесь, Данила... Вы из­ менники в своем дому! Убейте меня, растерзайте мое тело, коли я нена­ вистен вам, но пошто вы терзаете тело отечества своего, пошто выдаете его врагам? Скажи, Данила, сознайся, где еще замышляется измена? Не ради своего благополучия допытываю тебя — ради благополучия отече­ ства нашего... твоего и моего, Данила! — Не ведаю я, государь, не ведаю ничего. Как тебя убедить в том? — Ведаешь, Данила, ведаешь... И сейчас ты про все расскажешь! Я взывал к душе твоей, к совести, к разуму...— Иван резко отвернулся от Данилы, стремительно пошел к противоположной стене.— Малюта, при­ веди его сына!— решительно повелел он и, вжавшись в стену, словно ища в ней защиты от собственного гнева, со свирепой задышкой выкрик­ нул:— Я повелю убить его! Тут же! Сейчас! На твоих глазах!.. Ежели ты не одумаешься, бедник. — Побойся бога, государь,— тревожно вскинулся Данила.— Не чини вреда отрочати моему. Молю тебя, государь! Заклинаю! Казни меня, а Тарха не трогай. Пошто тебе душа невинного?! Иван молчал — ожесточенно, зловеще. Густая тень скрывала его мучительно-отчаянное лицо. — Государь!— истошно, с ужасом и последней надеждой крикнул Данила, но поняв, что Ивана уже не остановить никакими мольбами, обессиленно вышептал: — Будь же проклят ты, ирод! Не оставится тебе сие... Не оставится! Васька Грязной взял плеть, с ленивой вызлобью стеганул Данилу по ногам — раз, другой, подступил поближе и еще хлестче, еще яростней полосанул несколько раз по груди, вспоров на ребрах кожу. Данила, будто не чувствуя боли, продолжал исступленно шептать: — Не оставится тебе сие... Не оставится! Не оставится! Васька, свирепея, стеганул Данилу по лицу, думая, что так заставит его замолчать, но Данила лишь на мгновение замер, пронзенный нестер­ пимой болью, и вновь, еще исступленней зашептал; — Не оставится! Не оставится! Малюта ввел в застенок напуганного парнишку, подтолкнул его к середине... Данила, увидев сына, смолк, его посуровевшие глаза на ми­ нуту остекленели от навернувшихся слез. Иван подвел к нему сына. — Сынок... Гарх! — Данила сглотнул слезы, попытался улыбнуться. '— Не бойся, сынок... — Гять?! — парнишка в ужасе закусил губу: он только сейчас, после этих слов Данилы, узнал в нем отца.— Пошто тебя так... тять?! — По грехам моим, сынок, по грехам. Подойди ко мне, Гарх. Иван удержал парнишку, грозно напомнил: — Данила! Как я сказал, так и сделаю! Последний раз говорю: оду­ майся и сознайся! — Делай, что надумал.— Данила ненавистно глянул на Ивана.—.Уж теперь не сознаюсь, даже коли б и знал что... За одну твою лютую иродову мысль не сознаюсь! У Ивана дрогнули ноздри, зубы хищно потянули под себя обескров­ ленный край губы. Рука его, державшая парнишку, еще яростней впи­ лась в слабенькое детское плечо. Страшной, уродливой клешней каза­ лась она, а перстни на скрючившихся пальцах — безобразными, отвра­ тительными бородавками. Он оглянулся на Малюту. Малюта подошел, молча, понимающе стал рядом. — Данила...— Голос Ивана дрогнул; он как будто заколебался, но Данила не отозвался и даже взгляда не перевел на него — с горьким отчаяньем он смотрел на сына, сжавшегося, замершего в безжалостной руке Ивана. :• "нэг.в? ' ;г. и • ыг».-. — Бедник!— Глаза Ивана презрительно' й ненавистно сузились.—