Сибирские огни, 1988, № 7

вали с деревьев фотокарточки и бежали дальше, разнузданно вгляды­ ваясь в каждого встречного-поперечного... Но им не удалось задержать меня. Я пробрался в кабинет и забарри­ кадировался там. 18 . Я понял, что р е д а к т о р ы — не только в редакциях. Там их как раз не так и много, если я смог обойти всех за месяц. Причем в редакциях они действуют почти открыто, порою не скрывают своей принадлежности к ордену бородавочников, то есть являются перевоплощениями одного и того же редактора с бородавкой на теле. Чудовищнее и страшнее то, что р е д а к т о р ы-б о р о д а в о ч н и к и засели всюду; в общественном питании и архитектуре, в музыкальных кругах и дисках и в городском транспорте, среди мелиораторов и люби­ телей аэробики, редактирующих тела наших современниц, в каждой из тысяч контор и управлений, в облаках, на земле и на море, и даже там, где Макар телят не пас. (И НИКТО НИКОГДА НЕ ЗАДУМЫВАЕТ­ СЯ — почему он там не пас телят, кто ему не давал пасти, кто мешал?!) Как я раньше не видел, не понимал, что каждый раз, когда мне не­ брежно наливали борщ в столовой или плюхали на осклизлую тарелку нечто дурно пахнущее под названием «котлета»,— это были не борщ и не котлета, а уже о т р е д а к т и р о в а н н ы е борщ и котлета с вырезанными самыми талантливыми кусками, частями и ингреди­ ентами... После рабочего дня разве я не видел из окон своего «Новосибоблразнобыта», как редакторы столовой выходили из задних дверей с баулами, полными сокращенного из котлет и борщей самого хорошего жизненного материла?.. А в магазинах? Не так ли было и там? Пытаешься, бывало, купить себе достойные собственного таланта зимние сапоги, приходишь в отдел — полки, стеллажи его напоминают музей, где собраны самые унылые и самые нелепые мумии порочных созданий сапожного дела! Приходишь в обувной отдел, как на кладбище безвинно и бесполезно загубленных буренок и хавроний. Это сколько же их надо было убить и ободрать, чтобы эти обувные отделы были каждый день из года в год полны обуви, унижающей человеческое до­ стоинство! Я полагаю^, иной человек, даже будучи поставлен перед жестокой альтернативой: пытка на дыбе или ношение этой мертвецкой обуви,— выберет первое, поскольку пытка вторым значительно унизительней и изощреннее. Надень такие отредактированные ботинки, и ты враз превращаешься из молодого, стройного и талантливого в старого, сутулого, хромого и бездарного. Ты перестанешь уважать себя, верить в то, что мир прекра­ сен и мы идем правильной дорогой. Редакторы обуви знают, в таких гро- бовиках невозможно идти правильной дорогой. Они того и добиваются, чтобы человек хромал, останавливался, стыдливо прятался, сознавая, что зрелище человека в ублюдках на ногах — не для слабонервных, де­ тей и беременных женщин... Лично меня в таких башмаках как-то задер­ жали представители милиции и строго посоветовали переобуться, ибо я нарушал общественный порядок, собирая вокруг себя сочувствующих и любопытных. Когда увидишь человека в отредактированной обуви,— знай, либо у него большое горе, либо это — агент иностранной разведки, не знающий, что обувь у нас в магазинах не покупают... ...Бородавчатый брюнет из журнала внедрился во все сферы жизни, чтобы помешать выходу моего романа «Струя». Он совместил ванную комнату с туалетом, чтобы я лишился послед­ него творческого пристанища в собственной квартире... 96