Сибирские огни, 1988, № 7
лантов любителей творческий толчок, стал в свое время для них пуско вым двигателем. Для них, для этих ребят и девчат, тогда еще молодых, только что за вершивших обучение в институтах — закончивших или изгнанных, я стал тем, что называется в быту в д о х н о в е н и е м , переходящим в здоровое тщеславие... Наткнувшись (по запаху) на крохотный, похожий на мокрую мышку, блуждающую в поисках котлетного полуфабриката, мирок-лоскуток Ванюши, я, смахивая слезы, покормил его крошками со своего рабочего стола, нашептал ему десяток-другой строчек из своего щедрого наследия, которые и сделали потом Ванюшу известным далеко за пределами пио нерлагерей и кочегарок, где он периодически познавал реальную дейст вительность. Многое теперь стерлось в памяти, но какие-то строки остались из раннего Ванюши: Алкоголизм — электрический скат: Узлом завяжешь, А он все равно возникат! Или прославившая его сентенция, особенно популярная в кругах бочат- сккх историков: Хороша, небесталанна, Но подряд который год Про деянья Емельяна Пугачева не поет! Эти И какие-то другие мои слова, проникшие в Ванюшин лоскуток, прилипшие к его шкурке, долго потом спасали его от полной безвестно сти и творческой неразберихи в быту. Коля!.. Теперь-то я могу сделать тайное — явным. Я подарил его предкам за долго до рождения Коли все четыре буквы моей фамилии (ШИ—ЛОВ !)', и предки берелсно сохранили эти буквы до рождения Коли, что ему по могло сразу выйти на большую дорогу. Я под видом в д о х н о в е н и я рассказал ему как-то в вагоне электрички, идущей от карьера Барокко до станции Дельцовка, леденящую кровь историю про обритие волоса- ть> 1 х частей тела застигнутого мужем любовника. История эта, будучи на писанной Колей, повергла в эстетический шок некоторых так называемых профессиональных писателей и даже на время растормозила р е д а к т о ра, а когда они пришли в себя, то было поздно — Коля многократно из дал эту историю и многие другие, похожие на нее... Одним хватало намека, единого слова, мимолетной встречи моей с их первоначальным творческим островком, бесцельно и беспомощно пла вающим в темноте духовного слоя, над судьбой других я трудился долго, упорно, но порою и тщетно. В ком-то и где-то я ошибался, но в целом моя работа уже дала и долго еще будет давать свои— отторгаемые незакален ными, но очень важные для закаливания, а потому и добрые в своей ос нове — плоды. Легко, от одного доброго дуновения (даже за коньяком ни разу не по сидели!), расцвел странными цветами фантазий островок Олега. Расцвел так изощренно, что порою мне кажется — я мог бы и не дышать на него... Тяжеловато, но устойчиво пошел в море кораблик Вовы. Правда, Во ва ускользнул на какой-то миг из поля моего зрения, и ему пришлось на столько туговато сражаться один на один с р е д а к т о р о м , что он в знак протеста ушел в голодовку, питье минеральной воды и демонстра тивное православие. Но тут-то я и подбросил ему на кораблик двух-трех ' Показательна скромность Шилова, ведь если посчитать точнее, то в фамилии Коля не четыре, а все пять букв из фамилии Шилова!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2