Сибирские огни, 1988, № 7
еще. суровей — неписаньаьй, который не прощает и того, что может прос тить государь, и потому станичник, блюдя этот закон, всегда отдаст лучшего коня тому, кому скакать с вестями в город, и последнюю стре лу отдаст ему, и последний заряд для пищали, и даже саму пищаль, ос таваясь перед врагом безоружным. Если ранен станичник, но может держаться в седле, он держится до последнего, а не может — остается в поле, чтобы не быть помехой и обузой товарищам, остается один, ждать смерти или какого-нибудь чудесного спасения. Таков неписаный закон. Когда сложится так, что пятерым нужно погибнуть, чтоб одному спастись и принести в город весть, — пятеро погибнут. Таков неписа ный закон. Когда один ценою собственной жизни может спасти пятерых, он их спасет. Таков неписаный закон, такова станичная служба, таков ста ничник. И кем бы он ни был — из детей ли боярских или из обезземелив- шихся, разорившихся крестьян, которых зовут казаками, или из тех дерзких, лихих людишек, что бегут на окраинные земли от тюрьмы и плахи,— он не откажется от этого закона и не преступит его, даже ес ли раньше преступал все подряд, потому что этот закон возвышает его, потому что в нем он обретает ту высшую человеческую гордость, кото рая поднимает его над самим собой, над своими слабостями и порока ми и которая, раз войдя в человеческую душу, уже никогда не поки дает ее. Весна. В Москве на торгу теперь снова стали ночевать со своими возами купцы, не становясь уже на гостинных дворах, дабы не платить дворовую пошлину. На Вшивой площади, что за Покровским собором у самого начала Варварки, начали свою работу цирюльники. На Моск ве их зовут то вшпвятниками, то стригалями, но они мастера на все руки: не только стригут, но могут и бородавку прижечь, и гной из вереда вы пустить, и зуб выдернуть; девицам, особенно из простонародья, они прокалывают мочки под серьги, а щеголям, тем, кому плевать на цер ковные запреты, волос со щек щиплют, да, кроме того, и притираниями могут натереть — на румянец или на белизну, и благовониями окурят... Говорят, что попы, те, у кого и в великий пост рожа не отходит от сы той багровости, тоже пользуются их услугами, потому что умеют ци рюльники придать лицу схимническую бледность, окуривая его серой или другими, одним им ведомыми зельями. В послеобеденный час— час неизменного опочива, когда на торгу запираются все лавки, у цирюльников вовсю разгорается работа. Же лающих стричься так много, что, сколько бы ни работало разом на пло щади этих завзятых, сноровистых умельцев, все равно возле каждого собирается очередь. Впрочем, тут всегда толкотня, всегда полно раз ношерстного люду, приходящего сюда повыведать свежие новости, по слушать хитроумные небылицы да и самим при случае приврать. Вот топчется около одного из стригалей высокий мужичина в бараш ковом нагольном кожухе, заросший так, что у него уж и лица почти не видно за волосами. Стригаль неустанно работает и так же неустанно плетет свои бесконечные россказни, искусно перескакивая с одного на другое, на третье... Мужик слушает с удовольствием и от удовольствия пошморгивает носом. Дождавшись, когда стригаль закончит свою оче редную побаску, крякнет, качнет кудлатой головой, повернется, изме ряясь пойти прочь, да тут же и передумает, степенно подступится с другого боку. — Ты уж мне в глазах настрял — во как! — не выдерживает стригаль, когда мужик, поди, в десятый раз подступает к нему. — Сопишь, шваешь туды-сюды, а легчиться небось не станешь? ■П о к р о в с к и й с об ор — старое название собора Василия Блаженного.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2