Сибирские огни, 1988, № 7

ман знакомому колумбийскому писателю, который в те годы был в за­ тяжном творческом кризисе. Есть и другие предания об этих годах гения. Но всё — туманно. Потом Шилов поменял новосибирскую квартиру на равнозначную в центре Бочатска, где прожил год и три месяца (по другим сведениям — три года и месяц), заложив за это время фундамент дальнейшего раз­ вития бочатской литературы. При нем возникли «Среды», на которых в редакции газеты «Бочатские зори» собирались все, кому небезразличны судьбы культуры нашего болотистого края. Но об этом ты знаешь сам, поскольку присутствовал на «Средах», помнится, раза три или четыре... Возраст, образование, труды, теперешнее местонахождение Шилова... Все эти вопросы, практически, неразрешимы. Иногда он казался мне совсем молодым человеком — лет этак трид­ цати — тридцати пяти. Это был коренастый, быстрый в мыслях и двиоке- ниях шатен с серыми глазами и совершенно открытой, ясной улыбкой, какая может быть только у человека, совесть которого никогда не была обремененной уступками обстоятельствам. Он был говорлив и блиста­ тельно остроумен. Как-то его спросили: «Шилов, как вы относитесь к женщинам?» На это он, не задумываясь, ответил: «Никак. Я отношусь к мужчинам». Или, отвечая на вопрос анкеты «Бочатских зорь» — что Вы выберете: беспощадную прямоту или расчетливую осторожность? — Шилов отве­ тил незабываемо: БЕСПОЩАДНУЮ ОСТОРОЖНОСТЬ И РАСЧЕТЛИВУЮ ПРЯМОТУ ! Но только я свыкался с таким Шиловым, как тутже встречал его, извиняюсь, у пивного ларька напротив ресторана «Альбатрос». И писа­ тель выглядел на все шестьдесят, был пьян, зол, одет в драную телогрей­ ку, небрит и с удивительной убедительностью скрывал свой мощный ин­ теллект. Более того, делал вид, что не узнает меня, не откликался на фамилию Шилов, говоря, что он видел меня в гробу, что обломает мне рога, если я буду мозолить ему глаза и пудрить мозги... А на следующую «Среду» приходил он опять бодрый. Правда, не та­ кой молодой, как обычно, но и не такой старый, как у пивного ларька. Просил называть его Мылов или Зилов, и мы весь вечер каламбурили на эту тему... Я бы сказал так: он был разный, всякий. При первой встрече он назвался Николаем Васильевичем, но потом к нему обращались как к Ивану Сергеевичу, Николаю Алексеевичу, Фе­ дору Михайловичу. И никого не удивляло то, что каждому новому на «Среде» человеку он рекомендовался по-новому — то Александром Сер­ геевичем, то Сергеем Александровичем или Борисом Леонидовичем. О его образовании можно судить только по шутке самого Шилова. Он сказал: — Всякий, кто родился,— окончательно образован. Есть основания полагать, что основные европейские языки не были для нашего гения «терра инкогнита», поскольку писал он не всегда по- русски, а за чтением книги на русском языке я видел его единственный раз. Как-то застал Шилова до начала очередной «Среды» одного в ка­ бинете Коли Козленко («Бочатские зори») с книгой Маркеса и каран­ дашом в руках. Я заметил, что весь Маркес на полях и между строк исписан каллиграфическим почерком бочатского мастера. На мой во­ прос о смысле этого занятия Шилов прямо не ответил. Он нервно за­ хлопнул том, бросил его на стол Коли Козленко и заметил с явным раз­ дражением, обычно ему не присущим: — Пообрывать бы руки этим горе-переводчикам! Наворотили... Да я ничего подобного просто не мог написать! Всё переврали... Больше он ничего не добавил, обойдя молчанием мои осторожные вопросы. Опубликованные труды. Парадокс в том. что никто из бочатских писателей так широко не публиковался, как Шилов, хотя ни одного пе- 62