Сибирские огни, 1988, № 7

венец возложу, а править государством Челяднина призову. Коли согла­ сится... Бескорыстен и честен боярин, выгоды не движут им, и тем еще велик он! Ничем не перекупить души его... Примерно то же самое Ефросинья говорила и самому Челяднину, когда тот, по пути из Дерпта в Москву, заехал по просьбе князя Влади­ мира в Старицу. И то была не лесть— Ефросинья никогда, даже по отно­ шению к самому Ивану, не нисходила до лести,— то была самая настоя­ щая правда. Славен был Челяднин, славен, и не только своей честностью, спра­ ведливостью, мудростью, сведомостью, но и своей родовитостью, своим корнем. Мало кто из московских бояр мог похвастать такой родословной и такой знатностью своих предков, даже сама Ефросинья, хотя она и вела свое происхождение от потомков великого князя литовского Геди­ мина. Предки Челяднина были так велики, так знатны, что даже в летописях и великокняжеских грамотах и указах никогда не назывались родовыми прозвищами, а лишь по имени и отчеству. И этого было доста­ точно, ибо их знали все. Родоначальник Челядниных-Федоровых Таврило Алексии сражался в дружине Александра Невского против шведов. Это о нем повествуется в житии Александра, как въехал он по сходне прямо на шведский ко­ рабль, в погоне за убегавшим от него королевичем, и был свержен с ко­ нем в Неву, но «божиею благодатию изыде оттуду неврежден и паки наехав и бися с самим воеводою посреди полку их». Сам Таврило Алексии был правнуком Козьмы Ратьшича — тиуна' и меченоши великого князя киевского Всеволода Ольговича. Вон куда, в какую глубь, уходили корни Челяднина! При внуке Александра Невского Иване Калите потомки Гаврилы Алексича приезжают на службу в Москву и пускают свой корень на московской земле. Челяднины, Федоровы, Бутурлины, Пушкины — все это ветви их могучего древа. Их положение при дворе московского князя — самое высокое! Соперничать с ними могли только два-три исконных московских боярских рода — Вельяминовы, Годуновы, Сабуровы, впо­ следствии, на великую свою беду, породнившиеся с великокняжеским родом, да, может, еще один древнейший род — Кошкиных— Захарьи­ ных—Юрьевых— Романовых, которые вслед за Сабуровыми тоже связа­ ли себя родственными узами с великими князьями, но, в отличие от Сабуровых, не на беду, а на счастье, став впоследствии на целых триста лет самодержавцами России. Когда при деде Ивана великом князе Иоанне Васильевиче началась великая ломка уделов, их бывшие хозяева, владетельные князья, толпой хлынули в Москву. Рюриковичи, по крови сродни самому великому князю, они быстро захватили главенство при московском дворе и истес- нили, «засели» московских бояр, исконных слуг великокняжеских. За- худание, как зараза, накинулось на древние роды. Всего через полвека многие из исконных о боярстве уже и не помышливали. В спальниках, в стольниках, в ловчих, в сокольничих обретались они теперь и редко до­ служивались даже до окольничих. Но не всех, однако, сумели подмять под себя княжата. Несколько старомосковских родов были так крепки и влиятельны, что устояли под напором княженецкой нахлыни, не по­ шатнулись, не истеряли места и чести. Челяднины-Федоровы были в их числе. Высший чин — чин конюшего, главы боярской думы, — был наследственным в их роду. Удостоился этого чина и Челяднин, но из-за великих своих опал, которые обрушил на него Иван, не простивший ему ни возмущения московской черни, ни свержения Глинских, ни многих иных козней и противлений, которыми он изрядно досадил ему,— утерял его. Но утерял только чин, все остальное — знатность, почет, влиятельность, может быть, и непримиримость,— осталось. Слово его было весомо по-прежнему, и к слову его прислушивались, считались с ним, доверяли, а кое для кого слово его и вообще было как заповедь. Т и у н — управляющий, казначей князя.