Сибирские огни, 1988, № 7

в этом Ефросинья тоже была неотступна. Пимен возразил ей — не пустословно, обдуманно,— что воля великого князя Василия состояла в том, чтобы утвердить на престол Ивана и государство беречь в прежней крепости (иной его воля и быть не могла!), и Елена в меру сил своих исполняла ее. Возражение Пимена только сильней подстегнуло Ефросинью. Она словно ждала от него именно этого, и именно этих слов, сказанных имен­ но так и никак иначе,— потому что больше всего ей хотелось поведать ему как раз о том, что в меру сил своих делала Елена и как исполняла завешание мужа. — Бабьими слабыми руками государства не берегут,— заявила она ему для начала.— Того испокон не велось в земле нашей и, даст бог, не поведется впредь. Бабе бы подол свой уберечь, и то станет с нее! А Елена и сего не сумела... Что уж про большее-то говорить — про государское бережение?! Да и не на нее, не на Еленины руки, оставил Василий госу­ дарство. Не пошел он сопротив обычаев, и не мог пойти,— прибавила она весомо.— Он приказал все государские дела до свершения лет на­ следника брату своему меньшому Андрею Старицкому да излюбленным боярам своим — Василью Шуйскому, Михайле Юрьеву да Воронцову. А после прибавил к ним князя Михайла Глинского, по родству с Еленой, а к ним еше одного Шуйского — Ивана да князя Михайла Тучкова. Они и должны были беречь государство... А Елене приказал, как всем вели­ ким княгиням отцы и прародители его приказывали по достоянию',— бла­ гочестивое вдовство и удел вдовий. Затем, видя, что Пимен не возражает ей, принялась рассказывать о том, что учинилось после смерти великого князя Василия. Рассказывала с такими подробностями, которые вряд ли возможно запомнить сразу, даже будучи участником событий или очевидцем. Такие подробности можно лишь собрать — потом, после того, как улягутся страсти, собрать по крупицам, за долгое время, из разных уст... Рассказывала и во всем, чего бы ни касалось, на первом месте была Елена. Елена! Елена! Еще не похоронив мужа, она, Елена, уже открыто и бесстыдно приблизила к себе Телепнёва: на погребении Василия ее со­ провождали три опекуна — Шуйский, Юрьев, Воронцов — и Телепнёв. Телепнёв! Давно уже шептались с уха на ухо о Телепнёве и Елене, теперь ухмыльнулись и умолкли: всем все стало ясно. А Телепнёв?! Останься он себе в Елениной спальне — не велика была бы беда! Елена молилась бы усердней — и токмо! Так нет, захотелось ему государиться! И стал он злоумышлять на опекунов, чая избавиться от них. Будучи первым бояри­ ном в думе, конюшим, стал он настраивать супротив опекунов и думу. И настроил, и всчалась вражда великая. Дума отказалась подчиняться незнатным и нечиновным распорядителям. И вправду, что могли опеку­ ны? Кто они были? Любимцы Василия, доверенные его — и токмо! В ду­ ме они не занимали высокого положения, верховодили в думе все тот же Телепнёв да князья Вельские. Соперничать с ними мог разве что один Глинский. О Глинском Ефросинья рассказала отдельно. Князь Михайла был зна­ тен, родовит, еще недавно — один из знатнейших литовских панов, кото­ рому принадлежала чуть ли не половина всего княжества Литовского. Правда, в Москве, куда он выехал служить, рассорившись насмерть с остальными литовскими панами, его держали на положении чуть ли не рядового боярина, больших чинов он не имел, сторонников в думе — то­ же, но у него было другое преимущество — близкое родство с царской семьей. Елена была его родной племянницей, и это делало его опасным противником Телепнёва. Василий, умирая, говорил Глинскому: «Пролей кровь свою и тело на раздробление дай за сына моего Ивана и за жену мою». Глинский и на­ мерился с твердостью и неотступностью исполнить завет Василиев, стал образумлять Елену, уговаривать, требовать, чтоб отстранила от себя Те- ‘ П о д о с т о я н и ю — здесь: по достоинству, по заслугам, как следует.