Сибирские огни, 1988, № 7

Заезд Пимена в Старицу, которую десять лет упорно обминал царь убедил Ефросинью в том, что новгородец не потерял 1'олову от ласк. Не таков был этот бывший кирилло-белозерскии ^ сразу и кинуться на царский медок, не желая видеть и р У происходящего. Слюнки у него, конечно, потекли, но^он при Р„' глотил их! Трезвый, умный, расчетливый, терпеливый и осмотрительный, как и все, кто прошел школу нестялсателей, кто впитал их дух и воору жился их оружием, отточенным в нелегкой борьбе против иосифлян, а значит, косвенно и против великих князей, неизменно поддерживавших их противников, Пимен был из тех, кто семь раз отмерит, а отрезать все- таки погодит. Тонкий льстец, угодливый и предусмотрительный в мело­ чах, он в то же время не был лизоблюдом, не смахивал пыли с царских сапог, как иные, и не подхватывал на лету сладких крошек, которые Иван, порою намеренно, сметал со своего стола. Этакая суета была для него! Он был иного пошиба, и присматривал кусок поувесистеи, мо­ жет, и самый увесистый — митрополичий престол! Но даже и тут, в игре по крупному счету, где риск неизбежен и необходим, он не изменял своей натуре: как бы ни было для него что-то желанным, сразу обеих рук к этому желанному не тянул, не хватался за него опрометью, как глупый пескарь за червя. Прежде непременно потрогает, общупает со всех сто­ рон — одной какой-нибудь рукой! А другая — настороже, наготове, чтоб иметь возможность высвободиться, если угодишь в капкан, или приискать чего-нибудь более выгодного и надежного. Неспроста, разумеется, завернул он и в Старицу. Правда, он и раньше не чурался ее. Да и с чего бы ему чураться? Владимир Старицкии и Иван — братья. Приезжая в Москву со святой водой и просфорами, Пи­ мен навещал и князя Владимира, благословлял, кропил, причащал и его... Но то было обычное и естественное внимание к старицкому князю как к члену царского дома. Такое же внимание Пимен оказывал ь^аре- вичам, и родному, младшему, брату Ивана — удельному князю Юрию. Так велось много лет, и, видать, раньше у Пимена не было особой нужды заводить со Старицей каких-то иных отношений. Но теперь! Теперь он пожаловал в Старицу уже не только ради того, чтоб навестить Ефро­ синью и отслужить службу в Борисоглебском соборе, как объявил по приезде. Должно быть, почуяв или пронюхав что-то, будучи в Москве, Пимен теперь заехал в Старицу с каким-то иным умыслом. Это тоже поняла Ефросинья, хотя Пимен всячески и напускал на себя простоту, стараясь сбить ее с толку, но Ефросинье не нужно было занимать чужо­ го ума, чтоб разгадать его ухищрения. Да вот только главного никак не могла она уразуметь, сколько ни ломала голову, — что же именно повлекло лукавого новгородца в Старицу? Что понуждало его? Что надеялся увидеть, уяснить для себя, в чем утвердиться, увериться? А может, тщился о чем-то намекнуть своим заездом или о чем-то предуве­ домить? А может (возникала у Ефросиньи и такая мысль!), явился с намерением связать себя со Старицей какой-то нитью? Может, и не себя, может, кого-то иного? Или иных? Вымучили же тогда Ефросинью все эти «почему» и «зачем». Спросить Пимена прямо, в лоб — не хотела, боясь насторожить его, да и знала: все равно не получит ответа. Разговоры, которые она вела с ним, тоже мало, чем помогли. Пимен был искусным собеседником и умел вести любые разговоры — именно вести, а не уклоняться от них с лукавой изощренностью, не увиливать ужом от того, чего не хотел касаться. И все же разговоры ее с Пименом значили немало, потому что это были не просто разговоры. С гневной, ничуть не притихшей болью, слов­ но все это произошло не двадцать с лишним лет назад, а вчера-позавче­ ра, рассказывала она ему правду о великой усобице мужа своего, Андрея Ивановича, с великой княгиней Еленой. Правду эту она расска­ зывала многим и часто — непроходящая боль собственной души застав