Сибирские огни, 1988, № 7

своему родному отцу; он в то время заведовал' хлебопекарне!^ Потребобщества, это на Госпитальной улице, где были тогда публичные дома. Я, конечно, отправилась обозревать мое новое место пребывания, походила по улице, спустилась в Копай-гОро- док (это Лина имеет в виду нагромождение землянок над Омью в предместье Волчий Хвост. — Л. М.). Хожу и с любопытством деревенской девчонки рассматриваю все это. Выкупалась. Разгуливаю себе и, конечно же, не имею понятия, куда меня черти занесли. Дело было уже к вечеру. Почти стемнело. Меня догоняет какой-то молодой человек, ну, примерно лет 25—27 на вид. Идет быстрым деловым шагом, обогнал меня, взглянул и вдруг остановился, подождал меня и спрашивает; — Девушка, ты где живешь? Я отвечаю: — Угол Госпитальной и Баронской. — И давно? — Я только вчера приехала из Перми, к отцу, Ну, он расспросил все: кто отец, что он делает, кто еще в доме, кроме отца, есть ли мать и старшие сестры? Узнав, что я только одна с отцом, он покачал головой и говорит: — Идите домой и больше сюда никогда не ходите не только вечером, но и днем. Ты думаешь, я послушалась? Как бы не так, держи карман шире! Не прошло и недели, как я помчалась через этот «Копай» купаться на Омку и там пристроилась к какой-то компании девиц. Они купались в чем мать родила, никаких трусиков. И я тоже, на них глядя, все поснимала и бултых В воду, ну, и с этими девахами соревноваться, кто дальше заплывет. Одна из них, видимо, самая старшая, такая грузная и уже не молодая, предлагает мне плыть через Омь на тот берег. Я согласилась, и мы поплыли, доплыли уже до середины, плывем рядом. Она с левой стороны. Вдруг она бросается на меня и обеими руками погружает меня вниз. Я не успела и глазом мигнуть, как пошла камнем на дно — с перепугу, да я и не ожидала такого коварства. Вот тут я и узнала, какая это скверная река, во-первых, очень быстрое течение, и меня, пока я не всплыла наверх, унесло почти к деревянному мосту. Спасло меня то, что я вспомнила, как мой брат Ваня учил меня; если когда-либо придется тонуть, я должна наклониться головой к ногам, словом, согнуться пирожком, и меня сейчас же выбросит наверх, как пробку. Я так и сделала. И впрямь вылетела, как из катапульты, на поверхность, но вылетела рядом с плотом из бревен. Если бы я сделала этот маневр чуть-чуть позже, меня бы затянуло уже под плот и — амба, улетела бы твоя будущая «дорогая Лина» в райские кущи, но, видно, не судьба еще была умереть мне в тот момент. Представляешь, каково было мне мчать­ ся совсем-совсем голышом от этого моста до Баронского спуска. Бегу, бегу, и все ду­ маю; а вдруг эти мерзавки и одежду мою, чего доброго, унесли! Ну, слава богу, вижу, лежат мои монатки на берегу, а девок и след простыл. Одеваюсь, а тут рядом какая-то женщина белье полощет и спрашивает меня; — За что это девки тебя утопили? Я сказала, что не знаю. — Ты что ж, из одного с ними веселого дома? — Какого,— говорю,— веселого дома? Я первый раз их вижу! Ну, снова пришлось рассказывать, что я живу с отцом, приехала на днях из Перми. И вообще еще здесь никого не знаю и никому ничего плохого не сделала. — Ничего, поживешь подольше на Госпитальной и узнаешь, какие там веселые дома и какие там девицы веселятся, и в следующий раз не полезешь с ними купаться! Я ее спросила; — А куда ж они все ушли? — А что, они будут ждать, когда милиция приедет? Как увидели, что ты утонула, так их как ветром и сдуло... С тех пор я притихла и перестала гулять по Госпитальной. Вскоре приехала стар­ шая сестра, настояла, чтобы отец перебрался на другую квартиру. Через несколько лет, когда я уже работала следователем в окружной прокуратуре, в омской газете какая-то женщина несколько раз давала объявление; «Станислав, за­ бери свои вещи. Я уезжаю». Вот этого злополучного Станислава в конце концов нашли на дне Омки в районе, где я чуть не утонула, и не одного, а несколько человек. Были убиты, ограблены и, связанные, с грузилами на ногах, спущены в прорубь. Вот такая «РекР Тишина».'