Сибирские огни, 1988, № 7

ЛИНА МАТУС Я люблю, когда мое творчество вызывает у читателей потребность самим взяться за перо, самим творить, превраьцаться из читателей в писателей. Но в связи с этим я излагаю печальную и, как мне кажется, поучительную историю упомянутой выше Лины Матус, скромной сотрудницы омской газеты «Рабочий путь». Я не стану прятать Капитолину под псевдоним, пусть самый красивый, назвав ее, скажем, Ангелиной, потому что ничего, креме хорошего, о ней написать не намерен, а также и не напишу много более того, что о себе написала она са.ма , но, тем не менее, история эта печальна... Она была молода, белокура, ходила в золото-зеленых кофточках и алых платочках, но в редакции больше общалась не со мной, а с серьезными, степенными сотрудниками отделов рабочей и партийной жизни. И как-то случалось так, что мы с ней встречались чаще всего вне стен редакции, идя по улице, разговаривая о каких-нибудь пустяках либо о литературе, точнее — о книжных новинках, которые я всегда имел, поставляя в газету библиографические заметки. Вот о литературе отечественной и иностранной я и рассказывал Лине. Она была внимательной, улыбчивой. Я думал, что, судя по ее фамилии, она была латышкой, хотя по-русски изъясня­ лась совершенно свободно, что было, впрочем, нередко среди сибирских латышей. Но, возможно, что она была Матус только по мужу, потому что и тогда и позже она упо­ минала о неком человеке по имени Петр, а я как-то не интересовался, кто он такой: супруг или брат ей. Потом я уехал, а когда через несколько лет вновь очутился в Ом­ ске, все было уже по-иному, — и даже газета вместо «Рабочий путь» стала называться «Омской правдой». И только Лина Матус осталась такой, как прежде. Затем я окон­ чательно покинул омскую редакцию и только через тридцать лет, давно уже обитая в Москве, получил открытку от Лины из-под Перми. Я узнал, что Лина уже пенсионерка, вот уже несколько лет живет в пригородном районе возле города Перми, в котором волей случая или судьбы оказался живший на покое и бывший редактор «Омской правды» Борис Никандрович Назаровский, вступивший со мною, тоже из Перми, в переписку. Назаровский умер через несколько лет, в начале семидесятых. Знала ли Капитолина, что Назаровский жил рядом с нею? Я не писал ей ничего ни о его жизни, ни о смерти. И вообще, наша переписка сначала носила исключительно поздравитель­ ный характер: с Новым годом, с Первым маем и т. п. А затем, когда Лина увидела нас с Ниночкой по телевизору, письма ее стали более содержательными. Затем Лина ста­ ла писать, что все больше болеет, затем, что хочет перебраться с Севера на Украину, затем, что чувствует себя еще и еще хуже. А мне показалось, что ей очень и очень тоскливо живется, и однажды я написал ей, что, мол, почему бы ей ,не заняться писа­ нием мемуаров. И в ответ получил очень сердитую отповедь: «Чудак! Что ты мне советуешь писать мемуары, если я с 1937 года, когда редак­ тор Назаровский пересадил меня с хроникерш на отдел писем, не написала ни одной пе­ чатной строчки! А ты — мемуары! Да о че.м мемуары, что я за персона?» Потом она прислала со спокойным письмом свою девическую скромную фотогра­ фию: аккуратное платьице, гладкая прическа — то ли по провинциальной моде деся­ тых годов нашего века, то ли по дошедшей до этой провинции столичной моде восьми­ десятых годов прошлого века, но, во всяком случае, милое личико, дай бог такое всякой девушке любого столетия! Потом еще одно яростно-ругательное письмо, что я — фантазер и советую ей писать какие-то мемуары, а ей не то что мемуары писать, но даже и читать-то уже трудно, и все свои книги, всю личную, как говорится, библиотеку она раздарила, оста­ вив себе лишь Блока да мою книжку. И, наконец, было получено от нее письмо от 27 апреля 1977 года, которое я ци­ тирую полностью: «27 апреля 1977 г. Получила сегодня вашу поздравительную открыточку и думаю: до чего народишко пошел хитрющий! Нет, чтобы написать письмецо, все норовят отделаться какой-нибудь маленькой открыточкой, да и еще заполняют неувядающей копией с детского рисунка! Эх вы, друзья! Ну, бог с вами! Лёня, ты в своих воспоминаниях пишешь, что стихотво­ рение «Река Тишина» — это Омь. Вернее, ее прообраз, а у меня с ней связано жуткое воспоминание, когда мне было пятнадцать лет и я только-только приехала в Омск к.