Сибирские огни, 1988, № 7

и не то чтобы крадучись, на это он был, конечно, не способен, но несколько сгор­ бившись и как бы стараясь уменьшить этим громаду своей фигуры с лицом младенца, он повел меня на Лермонтовскую в дом, выстроенный Антоном Сорокиным литератур­ ным трудом. Открыв хорошо знакомую мне парадную дверь старым сорокинским американским ключом, он ввел меня в былое обиталище супругов Сорокиных. Мне прежде всего броси­ лась в глаза пустота, чистота и мертвенная штукатурочная белизна этой, когда-то при жизни Сорокина захламленно заваленной рукописями, картонами, пестрыми картинками и старыми газетами, комнаты. На том месте, где стояла когда-то семейная кровать под пологом алькова в азиатском стиле, теперь зияла меловая пустыня. Казалось, что этот человек, нынешний хозяин этой одинокой комнаты, здесь не живет или, во всяком случае, не ночует, не спит. И действительно, взглянув на него, я заметил, что его глаза красны от бессонницы. — Вот,— сказал он, наклонившись, чтоб открыть шкафчик, и тут я заметил, что волосы его седы столь же белоснежно, как и стены комнаты,— здесь драгоценное для меня наследство Антона Семеновича Сорокина, Этот архив тяготит меня. Не хотите ли взглянуть, разобраться? — Знаете, мне сейчас не до этого! — сказал я.— Потом: разбираться надо, так сказать, официально, создав комиссию, как полагается. Мне кажется, что Вам лучше обратиться в Краевой музей, если не хотите сдать прямо в архив! Говоря это, я думал о многом. Во-первых, я думал, что архив Сорокина уже давно в архиве, и об этом позаботилась еще Валентина Михайловна. Но потом я вспомнил об отношении ее и самого Антона Семеновича к архивам и музеям. О том, как он горько сетовал, что бюст его, работы скульптора Пожарского, подаренный им когда-то еще до революции в музей, закинули там на чердак. Возможно, подумал я, по старой памяти и Валентина Михайловна побаивалась архивов, учитывая отношение к Антону Семенови­ чу, как к известному чудаку и саморекламисту... Впрочем, я не знал, как было дело, и видел перед собой только то, что видел: некий архив или часть архива Антона Сорокина и оклоиившегося над ним седого интеллигентного человека, которого этот архив тяготит. — Валентина Михайловна,— сказал этот человек, поднимая голову,— отзывалась о Вас самым наилучшим образом. Допустим, я сдам архив в архив. Но Валентина Ми­ хайловна говорила, что тут, возможно, есть и Ваши стихи. Вы их возьмите, если Вам надо! Валентина Михайловна, я очень любил ее, отзывалась о Вас самым наилучшим образом. Я очень уважал Антона Семеновича. И я знаю, что Вы были его другом. Возьмите, что Вам хочется! Может быть, тут есть что-нибудь такое, что Вы не желаете, чтобы стало достоянием гласности. Какая-нибудь поэма Ваша. Я ведь не знаю, я не разбираюсь в литературе. А знаете, время такое!.. И тут я подумал о нем вроде как нехорошо, что он сперва счел себя счастливым обладателем бесценного с его точки зрения сорокинского архива, надеясь извлечь из него какую-то пользу, а теперь, ввиду сложных событий и неуверенности в завтрашнем дне, испугался его, этот человек, не имеющий никакого представления о литературе. Как говорили потом, он был кем-то вроде агронома в Алма-Ате и изгнан был из тамош­ них земорганов за кулацкое происхо.ждение. — Нет, я не буду рыться в архиве, сдайте его в музей,— повторил я,— пусть, что в нем есть, останется в назидание потомству. — А вот эти стихи не Ваши? — сказал он, протягивая мне портрет Антона Соро­ кина с пауком и паутиной поверх головы и стихом: «Не растягивай сети, злой паук, злые нити, не длите мушьих мук.» И, посмотрев на синее загадочное лицо короля писательского, я сказал, возвращая портрет ему в руки: — Нет, это не мои стихи! Сдайте всё это в музей товарищу Россомахину. И всё будет честь честью, вот как Вы должны поступить! Но он поступил иначе. В ту же ночь он покончил с собой — повесившись. Говорили, что он сделал это из боязни, что его арестуют за кулацкое происхожде­ ние. Может быть, это так и было. А может быть, и не так, а просто от дикого одино­ чества наедине с бледно-синим портретом мстительного и ревнивого короля писатель­ ского Аптона Сорокина.