Сибирские огни, 1988, № 7

мелодий современности. Она говорила об Э Т О М сама: в мире все из неравного соткано, Все по правилам этой игры — И трагичные песни Высоцкого, И полеты в иные миры. И даже перед самым уходом она с беспо­ койством, а не с безразличием глядела в завтрашний день, в котором ее уже не бу­ дет. Она тревожилась вместе с нами, живу­ щими сегодня и завтра, и поэтому-то поэ­ зия Е. Стюарт будет так же беспокойно пульсировать в тех, кто к ней обратится уже и после нас. Передо мной стихотворе­ ние «Не частый мой гость амфибрахий...», опять же из последней книги. Что тревожит и беспокоит Е. Стюарт? О чем щемяще ноет ее усталое сердце? Вот только б войной не убита, Висящая на волоске. Земля не скатилась с орбиты На самом трагичном витке. Может быть, из-за этого беспокойства, а не только потому, «что нет безумия в сти­ хах, благоразумия в поступках», пила она из радостей жизни «неполным кубком»: ведь она не позабыла, что земля уже была ког­ да-то «на волоске» от гибели, хотя и в то время Е. Стюарт верила в города будущего. Оправдались ее надежды или нет — ска­ зать трудно. В этих своих заметках я не касаюсь мно­ гих сторон ее творчества, ее стихов, обра­ щенных к женщинам, ее стихов о любви. Она любила, например, вот эти, может быть, лучшие строки в сибирской поэзии о сиби­ ряках, созданные Иннокентием Омулевским: о. степные красавицы наши! На рассвете житейской весны Навевали чудесные сны Мне глаза темно-карие ваши... В отличие от многих стихотворцев, от многих толстых книг, выращенных на гидро­ понике, поэзия Е. Стюарт выросла и расцве­ ла на реальной, природной почве, на земле огромной Сибири, в которую она была влюблена. И теперь Сибирь в поэзии согрета чувствами талантливой женщины, теплом ее лирики, предельно откровенной и человеч­ ной. В стихотворении «Я пью на всех земных пирах...» есть особенность, на мой взгляд, просто удивительная: оно представляет со­ бой как бы эмоциональную модель нашей матушки-земли в восприятии поэта Е. Стю­ арт. Это стихотворение не только шедевр, но и стихотворение-планета. У него есть полюс, есть стороны света. Вглядитесь в него — в его каждую строку. Первая строка — «Я пью на всех земных пирах...» — это темпераментный, веселящий­ ся среди тепла и света Юг. Вторая строка—«Лишь оттого неполным кубком...» — указывает нам в сторону сдер­ жанного Севера, искрящегося в своих льди­ нах и снегах, дымящегося в морозах. Пото­ му, дабы ненароком не закоченеть, потеряв над собой контроль от веселящего божест­ венного напитка. Север не позволяет себе «полного кубка». Треття строка — «Что нет безумия в сти­ хах». А кому всегда было присуще безумие, безоглядность? Ну конечно же, карнаваль­ ному Западу. Строка эта обращена в сторо­ ну Запада, строка-сожаление, что каких-то качеств творчество Е. Стюарт лишено, и она знает об этом. Четвертая строка, наконец, — «Благоразу­ мия в поступках» — наверно, и пояснения- то не требует. Она указует в сторону уму­ дренного, обставленного условностями тыся­ челетий Востока. Для одного из стихотворе­ ний в качестве эпиграфа она даже взяла восточную поговорку «Покинем то, что нас покинет...» А в центре, или в полюсе этого стихотво­ рения, в той его части, через которую оно пуповиной связано с реальным местом на Земле, находится сама поэтесса. И к ее сердцу подключены боли всех сторон света, всех людей Земли. Стихотворение представ­ ляет собой сжатую модель творчества Е. Стюарт в координатах пространства и времени, исходное начало которых находит­ ся в сердце поэта. Поэтому любые разломы, любые катаклизмы, происходящие в этих координатах, терзают и сердце поэта, А ес­ ли учесть то, что говорилось раньше в этих заметках, то рождено такое стихотворение могло быть только на сибирской Земле! И подобного рода стихи-планеты мне никогда и нигде больше не встречались. Вкладывала ли сама Е. Стюарт в это сти­ хотворение тот смысл, который вкладываю я? Толковала ли его подобным образом и относилась ли к нему как к стихотворению- планете? На этот вопрос ответить я не мо­ гу, потому что в свое время не задал его Елизавете Константиновне. Говорила ли она по поводу этого своего стихотворения-пла­ неты с кем-нибудь? Мне неизвестно. Одно могу только сказать, что из общения с жизнью, безжалостной, суровой, жестокой по отношению к ней, Елизавета Константи­ новна сумела создать, вырастить нечто не­ обыкновенное — свою поэзию, в которой проявилось ее отношение к миру. Включает ли ее поэзия только один мир в себя или не­ сколько миров — это вопрос другой. А со стороны других людей, со взгляда других людей (особенно при невнимательном взгля­ де), жизнь ее была вполне благополучной. Но ведь и наша планета Земля со стороны выглядит голубенькой и безмятежной. Одна­ ко это со стороны. А если приглядеться — то такие страсти бушуют на ней! И еще одна мысль возникает у меня, ко?- да я думаю о судьбе Елизаветы Константи­ новны. Пучина жизни, на мой взгляд, осо­ бую опасность представляет для художника, к жизни обыденной не очень-то приспособ­ ленного. Эта пучина безжалостно уничтожи­ ла русских гениев Пушкина и Лермонтова, Маяко'вского и Есенина. И художник, пы­ тающийся окунуться и проникнуть в эту пучину всерьез, должен знать, что она, по­ добно мощной системе в состоянии гравита­ ционного коллапса, может его поглотить и втянуть в себя полностью, без остатка, как в «черную дыру». Если у него не хватит собственных сил, энергии и воли для сохра­ нения света своей звезды. А не окунаться в пучину жизни он не может. Он обязан это делать. Как обязан Иван-простак нырять в котел с кипятком. Но, на удивление всем, Си из этого котла выныривает, становясь