Сибирские огни, 1988, № 7

Такой разносторонности среди писателей Сибири, работавших столь же серьезно, как и она, я больше не знаю. Но, конечно, по складу характера, по особенностям своего дарования, она была прежде всего поэтом- лириком. же дорога мне поэзия Елизаветы Константиновны Стюарт? Прежде всего тем, что, читая ее стихи, я испытываю ра­ дость, прилив сил — в душу входит празд­ ник. Обращение к ее стихам каждый раз подталкивает меня на серьезные раздумья о жизни, учит культуре чувств в общении с природой и с людьми. А элемент шутки, са- моиронии, который часто присутствует в ее стихах, вызывает полное доверие. В этом отношении особенно хороши ее стихи, в основе которых лежат различные забавные случаи, происходящие с домовыми, чер­ тями, лесовичками, бабой-ягой — эти стихотворения читать без улыбки просто невозможно. Настолько они простодуш­ ны, созданы в русле народного юмора, в котором мудрость и лукавство нераздель­ ны, являются основой народной жизне­ стойкости. Вот, скажем, в стихотворении «Лесовичку — хозяину лесному...» мы при­ касаемся к одной из сторон в жизни леса: Весенний лес решил смотреть сквозь пальцы На выходки беспутницы-кукушки. Затем, что и весна была б неполной Без этих легкомысленных: «ку-ку!» Наделенная даром воспринимать мир в нерасчлененной целостности, Елизавета Стюарт и нас подводит к его восприятию во всей динамичной многозвучности и много- цветности. Особенно тонкими являются сти­ хи поэтессы, в которых она говорит о своем общении с природой, чаще всего с природой сибирской, которую она знала, чувствовала, любила глубоко и преданно. А природа ей за это дарила мгновения и минуты неповто­ римой радости. Е. Стюарт по-разному определяла поэзию, стихи. В одном случае говорила: «Стихи __ тяжелый труд, а не забава», в другом — «Я бесшумно приду, бесшумно. Гроз не жди... Я — не молния. Я — зарница». Но следую­ щее стихотворение начнет словами: «Стихи как молния. Стремителен полет фантазии. Внезапна мыслей смена...» Все, видимо, зависело от ее настроения, она была далека’ от того, чтобы подчинять свободную, при­ хотливую стихию поэзии — заданности. А если все-таки попытаться увидеть, почувст­ вовать некую высшую сверхзадачу, которая была перед ее поэзией, тО, возможно, наибо­ лее сжато и рельефно Е. Стюарт сказала о ней в стихотворении «Колокол». Как колокол, должна я раскачать Застывшую в оцепененье душу. Спокойствие, тишина, размеренность ее стихов — обманчивы. В последние годы она даже говорила о своей поэзии, о целях в высшей степени резко: Теперь пришла пора другая, В ней прежних чувств не уберечь. И в строчках только мысль, нагая. Как вырванный из ножен меч. Вот вам и работа «на старомодном сырье»! Можно только удивляться той убежденности, котррой все больше и больше полнилась ее поэзия. Сомнения были. Жизнь, как и многих, пыталась пригнуть и ее. Однако Е. Стюарт сомнение и отчаяние чаще всего оставляла в себе, преодолевала их. И не позволяла себе раздражения, ког­ да что-то не нравилось в совсем еще моло­ дых людях. Она искала другой ракурс в раз­ говоре с молодежью: Это им задаваться высокими целями. Это им выполнять, что мечтою повелено, это им мы вручаем с надеждой, с любовью нашу родину, нашей омытую кровью, строки наших стихов, им порой непонятные, карту звездных путей еще с белыми пятнами, ту эпоху, куда мы торили дороги... Вот какой «путь торила» сибирская поэтес­ са. И еще в середине этого пути она гово­ рила: я — строитель. Строить нужно прочно. Очень точно. Абсолютно точно. Я уйду... Но если плох мой дом. Кто его доделает потом? Наполненность чувств, открытость ее вы­ сокой поэзии вызывает ответный отзвук и в душах молодых, когда они читают стихи Е. Стюарт. Недаром среди сочинений ново­ сибирских школьников можно встретить и такие, в которых они говорят о своей любви к поэзии Елизаветы Стюарт. Ее поэзия ак­ тивно участвует в сложной духовной жиз­ ни, в духовном освоении современной Сиби­ ри. Ее лучшие стихи не только выдержива­ ют тре^вания самого высокого вкуса, но в немалой степени сами воспитывают такой вкус, определяют его критерии. А когда она говорит о сложностях бытия, допустим, в стихотворении «В зимнем Академгородке», то не в качестве утешения (а как непреложный факт существования поэзии в самой жизни!) просит нас увидеть: Но каждому в окне морозном. Как обещанье — «помогу!», — Есть просто белые березы На просто голубом снегу. Не ТО чтобы Елизавета Стюарт искала поэзию везде, но ее внутренний мир был таков, что она воспламенялась для поэзии каждый раз, когда общалась с природой, когда видела доброту людей, их готовность к открытой улыбке, желание протянуть ру­ ку друг другу. Не склонная к пафосу, Ели­ завета Константиновна все же была готова порой свое слово поэта превратить в востор­ женный лозунг. Вот она в «сорокаградусный мороз» в трамвае «на мохнатом инее окна» увидела надпись: «Потерпите, люди, — ведь скоро лето!» И может быть, единственный раз в своих стихах выразила восторг на­ столько горячо, что невольно кажется: «со­ рокаградусный мороз» уже не властен над простуженным трамваем; Слава человеку, Который подарить другим стремится Могучую целительность надежды! С возрастом она не только все требова­ тельнее относилась к поэтическому слову, но сами слова становились ей все более под­ властными. Наполненные смыслом пережи­ того и перечувствованного, они и впрямь в ее устах приобретали силу пленительной