Сибирские огни, 1988, № 7
Яетелей родной земли. Они и «трудятся вполсилы, шаляй-валяй, а хотят, больше платили», и не стремятся держать скотину, живут «с купли» Запустение свя- ^ разрушением традиционной сель- скои структуры, оттоком рабочих рук, не- ™лько экономический ущерб, е н т а ™ МП®® труднопреодолимую переориентацию морали, психологии, нравственно сти сельского жителя. Вот почему чем дальше, тем «все острей и мучительней сто ял перед .Лагутиным вопрос: куда идет ны нешняя сибирская деревня?» Больной этот вопрос и становится лейт мотивом повести. Его смысл шире чисто хо“вко“й‘' г ! "®Р“ ®‘"™вы, Прощаясь с Оль- ховкои, герои с ужасом думает, что вот она и Диь^ь короткой строкой в паспорте будет всю ° себе». И даже не фи зическое исчезновение деревни пугает Ла гутина больше всего. Пугает, что «со време нем оскудеет память». А это — самая страшная и опустошающая для человека ПОТбрЯ| " социальная направленность повести «Куплю дом в деревне» безусловно созвучны времени. В то же время само про изведение оставляет чувство неудовлетво ренности, хотя правомерны все поставлен ные автором вопросы, точен диагноз. Происходит так оттого, на мой взгляд что поставленные вопросы повисли в воз духе, остались риторическими. Конечно, бы вает инои раз достаточным вопрос только поставить. При том, однако, условии что звучит он впервые. А В. Шанин, повторяю, здесь не первопроходец. Да и время требу ет уже не столько вопросов (в период глас ности вопросы задавать не так уж трудно) сколько ответов на них, не столько фактов как таковых, сколько их исследования. Тем более что, в принципе, гигантомания в сфе ре сельскохозяйственного производства, ко торая и породила проблему «неперспектив ных» деревень, уничтожив множество мел- ких и средних селений, осуждена как порочная практика на самом высоком уров не, и пришла пора извлечения уроков глу бокого и всестороннего (в том числе и ху дожественного) анализа. Робкие попытки такого анализа в пове сти В. Шанина есть. К сожалению, я не могу назвать их ни самостоятельными’ ни про дуктивными. Прежде всего потому, что об ращаясь к причинно-следственным связям происходящих в «неперспективных» дерев нях процессов, автор берет, в основном внешнюю их сторону, о которой мы и без того с помощью средств массовой информа ции имеем немалое представление, но не про никает пока в более глубокий и сложный горизонт — в душу человека, насильно ли шенного исконных корней, взрастившей его почвы. Духовная драма такого человека в повести «Куплю дом в деревне» только обозначена, но не осмыслена, как осмысля лась она, скажем, у В. Распутина в «Пожа ре» или «Прощании с Матёрой», как еще раньше начала постигаться в рассказах В. Шукшина. Произошло это, возможно, и потому, что не нашел пока В. Шанин во взятой теме своего ракурса, угла зрения, не поймал, как любил говаривать И. Бунин, «свой звук» Отсюда сюжетно-психологический и изобра зительный схематизм, который обнаружи вается в кочующей из произведения в про изведение истории возвращения блудного сына, жаждущего припасть к родным кор ням и истокам, в любовной связи Лагутина с подругой детства Клавкой, перед которой, конечно же, сразу тускнеет красавица Же на (автор, как рефери на ринге, жестйо разводит женщин по сторонам: одна, Клав ка,— «настоящая русская баба», другая, жена Галя, — «интеллигентная дамочка»), в сентиментальных сценах встреч с близки ми и дорогими местами босоного прошлого, в сельских пейзажах, написанных, кстати, далеко не так сочно и выразительно, как скажем, у того же Н. Гайдука,.. Правда, есть обстоятельство, которое надо обязательно учитывать, говоря о не достатках данной вещи. Подзаголовок по вести — «главы из повести» — дает понять, что перед нами не окончательный вариант, и автор, вероятно, что-то додумает, «довер нет», улучшит. На это и хотелось бы наде яться, памятуя по прежним книгам, что В. Шанин — прозаик интересный, дарови тый. О современном селе — один из расска зов Сергея Задереева с весьма симптома тичным названием «Совесть наша» (1987, № 3). Он — о подмене правды полуправ дой и ложью, расхождении слова с делом, об очковтирательстве и показушничестве, с которыми сталкивается в колхозе начи нающий журналист, получивший задание организовать «обращение об успешном за вершении зимовки скота». К удивлению героя, никаких проблем в выполнении за дания не возникает: его снабжают образ цом-трафаретом такого «обращения», ко чующего из года в год, где остается только вписать новые показатели. Столь же бес хлопотно организуется и поддержка «почи на». Одновременно молодой газетчик убеж дается, насколько все это не сходится с истинным положением дел. Несмотря на точность в ощущениях и наблюдениях, рассказ все-таки больше по хож на критический газетный, несколько, правда, беллетризованный, репортаж. По- настоящему же рассказом становится он, когда появляется в поле зрения автора пе редовая доярка Татьяна Привалихина. Образ этот как бы фокусирует весьма раз розненные до сих пор наблюдения журна листа, заставляет не только суммировать увиденное, но и осмыслить. Образ этой простой, бесхитростной женщины-тружени цы, вся жизнь которой прошла в работе, выкристаллизовывает и основную идею рассказа, выраженную заголовком. Для ав тора Привалихина — это и есть олицетворе ние совести человеческой, совести, которая, как бы ни было тяжело, какие бы беззако ния ни творились, никогда не сгибалась, не .мельчала, не подличала, не приспосаблива лась, как приспосабливаются, например, ру ководители, которые организуют липовые обращения. Она еще и потому совесть, что не ждет указаний свыше о переделке и пере стройке, не сидит сложа руки, надеясь на барина, который приедет и рассудит. Она просто и убежденно говорит; «Самим надо не моргать, а делать». Мотив совести звучит и в других расска зах С. Задереева. Совесть не дает спокойно
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2