Сибирские огни, 1988, № 7

ких профессий, но выпускников сразу призы­ вают в армию, а возвращаются далеко не все, да и то зачастую сменив профессию. Рискнуть, взять людей «с улицы», обучить их дефицитным профессиям, прописать, пос­ тавить в очередь на квартиру — на это в отделах кадров не решаются. И в то же время почти все кадровики уверены в том, что вахта приносит больше вреда, чем пользы, боятся ее живучести. Действительно, трудно сразу избавиться от вахты, как это планируется во многих объединениях на Севере, — ведь пик «рас­ цвета» вахты приходится на 1985-1986 гг. Не может сразу исчезнуть вахта, да и, ве­ роятно, не исчезнет никогда в северных условиях, где жить семьей трудно. В пос­ ледние годы ученые и практики приходят к выводу, что целесообразнее иные вахты — не из южных далеких городов, а бази­ рующиеся на юге Тюменской области в не­ больших городах-спутниках вокруг област­ ного центра. Но пока обдумывается и с трудом внедряется эта идея, не превратится ли Север в «пустыню» в результате расцве­ та временщины? Говорят, лет пять назад на одном из собраний тюменских литера­ торов молодая ненецкая писательница Ан­ на Неркаги плакала, повторяя: «Спасите мою тундру, что с ней дальше будет?» По­ ка всерьез спасать никто не думает. Но не будем торопиться огульно осуж­ дать вахтовика. В Ноябрьске, в одном из общежитий во время беседы о преимущест­ вах и недостатках вахтового метода рабо­ чий, летающий из Тольятти, сказал: «Чув­ ствую себя здесь временщиком, а я ведь люблю и северную природу, и город, и вах­ ту. Но нас, приезжих, тут «зажимают». Мы порой и слова не можем сказать против тех, кто работает здесь постоянно, несмотря на то, что разряд у меня самый высокий. Внес­ ти предложение, покритиковать? А тебе в ответ: уволим, и поезжай работать на свои полтораста рублей, а у меня трое пацанов и жена. Впервые, как живем с ней, стала новые платья шить, а то все старые пере­ краивала... Да вот еще беда — никто не интересуется вахтой, нашими чувствами, за­ ботами, семейными делами. На производ­ стве требуют лишь одно — план, выработ­ ка, больше нефти». Есть в Ханты-Мансийском автономном округе поселок Ужгородский. Впрочем, в Советском райисполкоме говорят, что тако­ го поселка нет, а есть трассовый поселок на компрессорной станции. А Ужгородским его назвали сами жители, когда там стро­ ился газопровод Уренгой—Ужгород. Таковы парадоксы: есть поселок, и нет его. Нет — для райисполкома, потому что в поселке отсутствуют баня, канализация, радио, га­ зеты, не говоря о кинотеатре. Нет поселка для патронажных сестер, которые отказы­ ваются, бывает, ездить туда к новорожден­ ным. Был даже случай, когда фельдшер ве­ домственной медсанчасти отказывался об­ служивать «чужих» больных. Существует этот поселок лишь для 600 жителей, из которых более 70 детей. Воз­ ник он как вахтовый треста Приуралнефте- газстрой, затем перешел в ведение другого строительного треста, потом — к эксплуата­ ционникам. В перспективе — через год-два — намечается Ужгородский снести, пересе­ лить нефтяников в благоустроенный посе­ лок Комсомольский, который находится в двенадцати километрах от трассового и куда ужгородцы ходят за хлебом, мыться, лечить детей, в кино. Пока же поселок Уж­ городский «ничейный», и различные ве­ домства перепираются — у кого тут жи­ вет больше семей, тот и должен заняться его благоустройством. Ведомственность оборачивается бедст­ вием не только для поселков типа Ужго­ родского. Воспитатель общежития Сале­ хардского консервного комбината во время лекции (а лекция была о воспитании лич­ ности) воскликнула: «Вот вы говорите о формировании личности, как можно об этом у нас толковать! Я вот знаю женщи­ ну — и не одну! — которая тридцать лет работала на комбинате, жила в бараке, ушла на пенсию и продолжает жить в этом же бараке!» А совсем недалеко от консервного ком­ бината вырос за несколько лет поселок геологов с благоустроенными квартирами, «своими» магазинами и столовыми, на за­ висть другим «удельным ведомствам». Геологи и в очередь на квартиру стоят недолго, и цены у них в столовых раза в полтора ниже, чем в городских кафе, и в магазинах снабжение иное. Но чем же ра­ ботница консервного комбината не заслу­ жила этих же благ? В области сейчас находятся предприятия почти шестидесяти министерств, и они редко понимают друг друга, особенно если речь заходит о социальной сфере. Взять, к при­ меру, упомянутый Новоуренгойский аэро­ порт. Уже не первый год ждут провала крыши в нем; все основные службы — инженерно-авиационная, аэродромная, лет­ ное звено, санчасть расположены в балках. Нет камеры хранения, комнаты матери и ребенка. В 1971 году, когда был построен аэропорт, перевозили в восемь раз меньше пассажиров, чем сейчас. Тогда же нача­ лась переписка между различными ведом­ ствами о строительстве нового здания. Пе­ реписка продолжается и поныне... Во многих северных городах люди могут часами ждать «общественного» транспорта, в то время как шоферы полупустых ве­ домственных автобусов, высматривая на остановках «своих», медленно едут мимо. Много на Севере «своих» клубов, магази­ нов, стадионов. Человек, выпадающий из системы ведомств, не чувствует себя хозяи­ ном, а если и чувствует, то только за «за­ борчиком», в «своем» поселении. И все ча­ ще ставится вопрос о том, как найти тот меч, что разрубил бы узел межведомст­ венных раздоров? Надежды, которые воз­ лагались на Междуведомственную комис­ сию при Госплане СССР, созданную в Тю­ мени, не оправдались. И особенно это ощу­ тимо, как я уже говорила, в социальной сфере, где появляются «ничейные» по­ селки, «ничейные» кинотеатры, аэропорты, ясли, детские сады. Нашу социологическую группу возил по подразделениям треста Уренгойтрубопро- водстрой молодой водитель, по имени Ярослав, родом из Башкирии. «Трубач» — так зовут здесь шоферов, которые возят