Сибирские огни, 1988, № 7

глухоманных глубин, оттуда, где таится неведомое ему самому — то, что и гнетет, и донимает его душу, накапливаясь в ней как умерщвляющий гной или как возбуждающий огонь, то, что или богом, или дьяволом вложено именно в него, в московита, то, что предопределено ему — как кровь, как глаза, как голос, как разум... Теперь его не остановить! Он отводит душу и не понимает, что теперь- то как раз душа и молчит в нем, а говорит — разум! Каверзный, злой и добрый, добрый и беспощадный, крепкий, здоровый разум, который, будучи отлученным от него, вдруг врывается в него — и не уродливым, искалеченным, осторожным отлучником, а властным хозяином, отпираю­ щим в нем все запоры, вскрывающим в нем все, что запечатано и божьими и дьяволовыми печатями. Потому-то и любит московит поговорить! Любит он это блаженное состояние внутренней раскрепощенности, когда в нем пробуждаются собственные мысли и он становится самим собой, забывая обо всем, пред чем благоговел, чему поклонялся и с чем смиренно сверял свои думы. В такие мгновения он забывает о хлебе насущном, делающем его рабом, забывает о долгах, порождающих в нем стра'х и смирение, и в этой пер­ возданной освобожденности, дарованной ему разумом, он обретает ту истинную — пусть и недолгую — радость, в которой присутствует толь­ ко его, ч е л о в е ч е с к о е , б р е н н о е , зато такое близкое, такое про­ стое и значимое. Текут, текут разговоры на крестце — долгие, премудрые, неистощи­ мые... ГЛАВА ВТОРАЯ I В пустынной, дикой, ночной степи под Рыльском измученный страхом и теменью станичник сторожит коварного крымчака. Его конь, словно почуяв опасную зыбкость земли, дыбится с тревожным ржанием, топчет, рвет копытами сизые тени степных привидений, мечет в них тяжелую ископыть... Мчится станичник по черной степи, ищет станичник хитрых татар, ищут станичника татарские стрелы. ...В Рыльске, в Путивле, в Курске, в Ряжске объезжие воеводы коро­ тают ночь за немудреной ленивой говбрей. Далека от них Москва, дале­ ки ее великопрестольные заботы, ее тревожный непокой, ее смуты, распри... Не доходят сюда вести о новой усобице царя с княжатами. Крепко берегут, чтоб не дошли! Смущать, непокоить души тех, от кого зависит П01С0Й и безопасность Москвы,— опасно! Им нужно знать, нужно верить, что за спиной у них все надежно, все крепко, все в единой руке и единой власти, иначе распустятся души, свергнут с себя всякий укорот, расплодится нерадение, а хуже того — найдет страх и отчаянье, понеже не только они берегут Москву, но и Москва бережет их. А если Москва замутится, если снова навалится лихолетье — что тогда они Москве?! До них ли ей будет?! Останутся они в Диком поле один на один с гроз­ ной ордой. В Рыльске, в Путивле, в Курске, в Ряжске всю ночь не притухают на дозорных вежах сигнальные огнища: бодрствуют засечники', стерегут, опасают русскую землю от жестокой беды, что приходит из Дикой степи, но кто устережет, кто избавит ее от той беды, что рождается и плодится в ней самой? Кто уймет, кто пресечет, кто убавит в ней то зло и жесто­ кость, что рождаются от ее вековечной убогости, от ее темноты, замыта- .I 3 а се ч н и к и — несущие службу иа засечной черте — границе, отделявщей Русское государство от степного края, т. н. Дикого поля. и