Сибирские огни, 1988, № 7

— Забрось в подкорку,— устало говорит Володя на прощание. Это давнишний наш рабочий шифр, когда переутомленный мозг отказывается больше работать: в подкорку, пусть варится. А ведь сварилось-таки! Под самое утро накануне воскресения. Когда уже нужно бе­ жать в монтажную к Володе. План «задышал» — есть точное место в композиции, есть слова: «Это не брак. Это зримый лик радиации. Вглядитесь». А перед этим... перед этим... Дать начало драматургии фонограммы! В точку! Все три элемента — изображение, звук, слово сольются наконец в ударное для эмоционального лада фильма место. Оно будет дорого и Володе, и мне: «Смертельный враг, который даже за стальной броней зашкаливал стрелки прибо­ ров и, невидимый, вершил в теле человека свою злую работу,— .радиация. У нее нет ни запаха, ни цвета — только голос. Вот он». Зловеще, неумолимо будет бить и бить очередями счетчик Гейгера. — Вот теперь,— довольно восклицает Во­ лодя,— найдено! Монтируем отбракованный ОТК вертолетный план с засветками. В зале — «а всех просмотрах проверяли — от этих кадров становилось не по себе; ра­ диация в реальности. (В апреле прошлого года, накануне го­ довщины чернобыльской беды, я просмотрю итальянскую видеокассету о Чернобыле. Кэдры с голосом и ликом радиации взяты полностью из фильма Шевченко, даже без перемонтажа.) Вот так и работаем. Кадр за кадром. Узел за узелком. ...Уже без В о л о д и переписываю это место; Год за Г 0 .Д 01 М. Все .наши 14 лет. До последнего. До титра «конец». Я был бы неискренен (чего менее всего хотелось бы в этих записках), если бы не сказал, что не все, к сожалению, наши с Володей фильмы — или по крайней мере не­ которые эпизоды в них—выдерживают про­ верку сегодняшним, требовательным нашим днем. В определенное время укоренился взгляд на кинодокументалистику, как на официоз с формулировками, на звонкое дополнение к большим докладам на юбилейных собра­ ниях, на приглаженный, соструженный учеб­ ник по истории, с пеньем на фоне разливки стали и танцами на карпатской полонине— назовите сами, как хотите. Другого, иного кино не воспринимали и не желали. Случа­ лось, за спиной режиссера — в данном слу­ чае Шевченко — даже в монтажной сидели «советчики» с властью «пущать — не пу­ щать», а в готовые тексты, впрочем, не в тексты даже — в фонограммы уже, форму­ лировки или фамилии вписывал руководя­ щий карандаш. Недоверие к художнику — во все времена симптом острой коронарной недостаточно­ сти демократии... Можно ли ехидно и запоздало обвинить себя — не хватило характера, задним чис­ лом перечислить кое-кого поименно, да и толку-то в том, толку? «Советчики» уже не руководят или «доруководствуют» кинема­ тографом, а фильмы — показаны... Сейчас на радость всем нам с полок и прямиком на первый экран идет то, что пря­ талось там от зрителя долгие годы. Пусть же те — «недотянувшие» — наши картины теперь останутся на полке. Хотя бы для бу­ дущего исследователя кинематографа, кото­ рый увидит в архиве времена, когда и доку­ ментального кино, как и литературы, искус­ ства, духовной жизни вообще, коснулось испепеляющее дыхание застоя. И — киноук­ рашательства застоя... И вот ту общую с Володей работу, к со­ жалению, мы не сможем довести до экрана в том виде, в каком она была задумана и смонтирована. Вмешаются силы, которые, не отягощая себя раздумьями о праве автора на взгляд, сделают это по-своему, отдавая преимущество перед суровой ьштонацией истории сиюминутному, рапортному, тому, что на страницах вчерашних и сегодняшних газет (тогдашних, понятно). Что же касает­ ся мирового контекста послевоенной исто­ рии— его просто-напросто выбросят пол­ ностью, чтоб и не пахло. Да еще и намекнут чуть ли не на «самостийнипдий» перекос ав­ торов. Будто и впрямь вопросы войны и ми­ ра компетенция — так нам говорили в высо­ ком кабинете — исключительно Центральной студии документальных фильмов и уж ни­ как не Украинской. И вместо «Дома, в кото­ рый пришла Победа» — уничтоженного, раз­ рушенного, голодного нашего дома, куда вернулись победителями солдаты с войны, чтобы вершить нелегкий свой труд, появится «Путь свершений». Акцентное изменение ключа, полагаю, вполне очевидно... Фильм, который мы наполнили реалиями нашего детства и юности, дорогими и Воло­ де, и мне, в одно далеко не прекрасное утро волевым решением был разрезан еще в ра­ бочем позитиве, рассыпан, убит. Ради чего- то нарядного, в красивых картинках, ясное дело, с песнопениями.» Володе пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы посреди всего этого сохрани­ лись хотя бы отдельные эпизоды с тем нер­ вом, с той разностью потенциалов, который он искал. На просмотрах он радовался, что именно здесь затихал зал. А тогда — на радость Госкино и дирек­ ции — и студия план квартала выполнила, и прогрессивки наша группа народ не лиши­ ла... В общем, поздравляем.,, лучше и не вспоминать». Пишу, вспоминаю разное. Однако раз за разом невольно возвращаюсь мыслью к по­ следнему фильму Володи. Пожалуй, потому, что это не просто фильм — венец его жизни. Его — не побоюсь громких слов — подвиг. Хотел было порвать эту страничку — он не любит, когда даже в застолье высоким штилем говорят о его персоне. Ругается без- божьно. Но теперь выругать некому.»