Сибирские огни, 1988, № 7
Более подготовленные, из киномира, спра шивали конкретнее. Например; — Зачем говорить, что в войну подростки на Урале не дотягивались до рукояток станков, ставили ящики под ноги? Это же текстовка к кадру! Бились об заклад — на экране ящиков нет. Не верили. Все мы такие—считаем, будто с первого взгляда ухватили на экране все до капельки. Для установления истины в спорном мо менте Володя не ленится пригласить к себе наверх, в монтажную. Просматриваем конф ликтное место на монтажном столе, где пленку можно остановить стоп-кадром. Для нас с ним пари беспроигрышное. Каждый кадрик знаем на ощупь. А спорщик пристыжен; слова «лежат» на плане, где подросток, мальчишка, снят на оборонном заводе со спины, вполурост. Ни ящика, ни ног не видно. Проигравшие начинали киноведческие рассусоливания — что-то об эвристике, твор ческой лаборатории, специфике кинообраза. Володя, лукаво кривясь, отвечал на это; — Я, извинякюь, крестьянин, вашим штучкам не обучен. А в кармане два красных диплома — сель хозинститута и ВГИКа, хитрец... Ну, а все-таки, Володя, если серьезно? ...Начало сентября 1986 г. Суббота. Весь вечер и половину ночи в монтажной копаемся в коробках с чернобыльским мате риалом. Главная Шевченкова находка этого дня в фонограмме. Он собирается положить на эпизоды, где люди трудятся в особо опас ных условиях, щелканье крохотного, с сига ретную пачку, счетчика радиоактивного из лучения. — Но где начать?! — Лейтмотив фонограммы? Голос радиа ции? — откликаюсь от соседнего монтажно го стола. Володя подхватывается с металлического стульчика; — О, фраза есть! Голос радиации! Не забудь. Он снова гоняет Магнитку с записью, впе ред— назад. Проверяет себя.. Микшером выводит до грохота зловещий сигнал опас ности, звучащий в натуральном счетчике ти хим стрекотаньем. А я тем временем кручу на другом столе случайно найденный на полке план. У дороги обычная въездная стела, обложенная Керамической плиткой. Вверху ядро атома в орбитах электронов, буквы АЭС и, тоже из плитки, пожелание шоферам; «Счастливого пути». План про ходной, из так называемых адресных, сни маемых на всякий случай. Что же в нем не дает мне покоя битый час?„ Ага! Наконец... — Дубль есть? — спрашиваю Володю. — Зачем? Снято вполне прилично, без дубля. — Черно-белый контратип завтра смо жешь сделать? — Только для вас, маэстро...— Улыбка шевелит усы, но я вижу — Володе плохо. Опять температура. Градусник, чтобы жена не видела (она работает над своим киноро ликом в монтажной напротив, через кори дор, и часто заходит к нам), он швырнул с третьего этажа во двор. Не буду, навер ное, забивать ему голову; — Завтра увидишь. Не первый день думаю над двумя вещами в драматургии «Чернобыля» — над началом и финалом. К тому же часть материала в цветном фильме — так сложились производ ственные обстоятельства — снята черно- белой. Как это оправдать? По какому прин ципу одно в цвете, а другое — «че-&»? А сейчас, наконец, в усталой голове блеснул опорный композиционный удар начала — вот тот не существующий пока что контра тип с проходного цветного кадра. Да, так. И только так! После длинного— в цвете — въезда по дороге в 30-километровую зону даем контра- типированный план стелы. А затем, уже без цвета,— разрушенный реактор. За ним все изображение черно-белое. Логично? Принцип, кажется, есть. Хроника первых недель в фильме будет черно-белой. Цвета нашей тревоги и печали. Педалью останавливаю монтажный стол и на каком-то клочке записываю последнюю фразу — она потом так и войдет в фильм, (Словесное сопровождение для придорож ной стелы составлю позже, уже плетясь глу хой ночью домой; «В простом и привычном пожелании у до роги с той зловещей ночи апреля — горький привкус беды... Под утро за машинкой обозначится и фи нал фильма; та же стела «Счастливого пу ти» в цвете. На ней последняя реплика, ко торой немало подтекстов дает то, что впере ди увидел зритель на протяжении часа эк рана; «Да, многое еще впереди. И нужно будет немало расчета, мужества и отваги, чтобы вернуть простому и привычному пожеланию у дороги его первозданный смысл». Назавтра, когда принесу на студию при готовленное за остаток ночи, Володя ухва тит все с порога; — Нет проблем, смонтирую. Впрочем, мы давно уже научились пони мать друг друга с полуслова.) Но перед всем этим, в предыдущую ночь, он еще не отпускает меня из .монтажной; — Секрет за секрет. У меня тоже есть один план...— Он отыскал на полке рулон чик пленки и уже включает стол.— Поду май, Старик. — Уже нечем, Володя. То был кусок пленки, пробитый компосте ром отдела технического контроля как брак. По ОТКовским канонам — в корзину, смыть на серебро. Поскольку в разных местах пла на, снятого с вертолета над четвертым реактором, вспыхивают небольшие белые пятна — засветки. — Что-то здесь есть...— Володя останав ливает движение пленки стоп-кадрами. Раз, Другой.— Но что— никак не раскумекаю. И куда вставить?! Это оставил свой след радиоактивный по ток, который прострелил пленку, камеру, вертолет. А значит, и тела пилотов, и тех, кто снимал... Рассматриваем план. Сантиметр по санти метру. До бесконечности. Решения нет. Три часа мочи. Володя остается в монтаж ной до утра. Он заставляет себя работать, если температура меньше 38“". Я — домой, к машинке.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2