Сибирские огни, 1988, № 7

...Поодаль от этих спорщиков, шагах в пяти-шести, — другая кучка людей. Тут разговор мирный, спокойный. Старый монах, похожий на ветхозаветного иерусалимского жреца, длиннобородый, сивый, с муд­ рым, сурово-проницательным взглядом, терпеливо, просто, доходчиво и в то же время очень искусно приводит окружившим его мужикам дока­ зательство таинству святой троицы: — Когда восхоте бог сотворити Адама, рече: сотворим человека по образу нашему и подобию. Почто рече: сотворим, но не сотворю? — Взгляд его выбирает одного из мужиков, терпеливо, благожелательно замирает на нем. Мужик долго и добросовестно думает, корча лицо от мучительной тягости мыслей, наконец сдается, рот его начинает рас­ плываться в виноватой, беспомощной улыбке. — Того ради рече, — про­ должает монах, как бы приходя мужику на помощь,— что не едино ли­ це божества есть, но трисоставно. А что: по образу, а не по образам — значит едино существо является святая троица. Не клепистый мужик, да и все остальные, окружившие монаха, лишь пораженно плямкнули губами. — Сотворим, рече, человека... Кому глаголет? — монах на мгновение задумался, словно и сам не знал ответа. — Не явственно ли есть, что ко единородному сыну и слову своему рече, и ко святому духу... — Гораздо ты все изъяснил, святой отец,— после долгого раздум­ чиво-почтительного молчания сказал один из слушавших. — Внятно и бесхитростно... Так бы и учили и пользовали нас повсегда — простым скромным словом, без любомудрствия... Так нет же, все более по-книж­ ному учите, изощренно, невразумительно... Отсюда и ересь, и шатание в людях. — Також и закону божьему наставляете.— будто носом, как щенят, тычете: не убий, не укради, лжи послух не буди! — сказал другой. — А человек — не щенок... Ты ему доведи, растолкуй, в душу ему вложи, в разум его косный, пошто же господь так нарицал: не убий, не укради?! — Про не убий, не укради — ясно! Чего тут доводить? — сказал кто-то за его спиной и балагуристо прибавил:— А вот пошто: не желай жены чужой? Вот что доведи, святой отец. — Да так доведи, — присказал еще чей-то задорный голос,— чтоб не желалось ее проклятой, жены-то чужой! А то ить желается, святой отец, ох как желается! Вёрно, братцы? — Ишо как !— загалдели задетые за живое мужики.— Чужая, она ж лебедушка! — В чужую, сказывают, дьявол ложку меду своего дьявольского кладет! — Иной раз спасу нет, как хочется того меду отведать! — И како, отведывали? — спросил с холодным любопытством монах, но в его широких глазах, обращенных на мужиков, промелькнула плу­ товатая искорка. — Да было, чего греха таить, — опять загалдели мужики. — И паче сладок тот мед? — допытывался монах. — Слаще, неже в собственной медуше? — Сперва будто и слаще — с уторопки! А распробуешь— такой же, как и свой, — искренне и весело сознался тот самый мужик, который и затеял весь этот разговор. — Всего-то и дива, что грех на душу. Баба, она так уж и есть баба: что та, что другая, что третья — все едино! — Э, нет, не скажи! — возразили ему. — Сусло одно, а пиво разное. — Да никакое не разное! В разную посуду разлито — толико и все­ го. ...Текут, текут разговоры на крестце — долгие, настырные, дотош­ ные, текут, как вода в реке, не кончаясь, не прерываясь, не истощаясь, полнясь, как и река, от бесчисленных родников, ручьев, притоков... Каж­ дый тут — родничок, ручей, приток, каждый, хоть каплей, а полнит эту реку. Любит московит поговорить, ох как любит! Хлебом его не корми, а дай отвести душу доброй говбрей, да так, чтоб пошла она, высвобо­ дилась, выхлестнулась из-под самого-самого спуда, из самых укромных, , 10