Сибирские огни, 1988, № 7

но рта у Лизы не было. Она закувыркалась к пруду. Выросли из, пруда стрелы, улетели во тьму небес, воткнулись, закачались. Засочился с них сок деревянными холодными капельками. Все искапали, пропали. Луч совсем окостенел, покрылся густой сеткой ползающих трещинок, трави­ нок, вышла из пруда бедная Лиза, теперь ее было трудно узнать — она поросла цветами, маками, незабудками, васильками. Трещинки-травин­ ки на луче становились шире, змеились. От луча веером стали опадать темнеющие верхние слои. Падая, они шуршали и темнели, скукожива­ лись, как горелая бумага. Шумел ветер в бурьянах. Мимо нас текли ручьи пыльной сухой воды. Встали на горизонте шеренгами одинаковые люди. Разошлись в стороны. Пришел человек в тельняшке. Встал. Гово­ рил с нами, потом долго читал по бумаге наш с ним разговор. Маугли пробежал с криком: «Мы одной крови!» Взошла Екатерина, трава, луна. Снизу все взбугрилось, застонало, заплакало. Мир пошел трещинами, стал разваливаться, распадаться. Из-за кусков появились огни на тру­ бах Пиввинкомбината. По голосам и положению своего тела в пространстве я понял, что ме­ ня под руки тащат по бурьянам к шоссе два моих знакомых земляка... На прощанье я подарил им часы и несколько идей (одна из них — за­ каливания) . Часы они взяли, от прочего из ложной скромности отказа­ лись, говоря, что это слишком дорогие подарки... 22 . В тот же день (вечер, ночь, утро) я выехал рейсовым автобусом в Бо- чатский район, хорошо знакомый мне по некоторому времени, проведен­ ному среди тамошней творческой братии. Кроме рукописи романа «Струя» имел я при себе надувную рез.чно- вую лодку, общую тетрадь, карандаш (от него осталось теперь не более сантиметра!), чего-то из еды и денег. От свертка на Тырышку до Беркутов я добирался на попутке. В Бер­ кутах за небольшие деньги поселился в избе здешнего мемуариста, где пребываю и теперь, дописывая эти заметки об истории «ЗАГСа». Осталось немного, о терпеливый мой потомок! Спасибо, что не бросил меня на самых трудных страницах моей жизни! Аз воздам! И вот в Беркутах, в одиночестве, в тишине я свершал то, ради чего и прибыл сюда: предавался глубоким раздумьям над судьбами талантов- любителей, над извилистыми путями бочатской литератур-ы... Сверху в ту ночь были звезды. И то и дело свеча горела на столе... «Боже^— думал я.— Если тебе так необходимо, чтобы на пути та­ лантливой мысли к читателю был ДРУГОЙ человек, разделяющий со мной ответственность за то, что я ОДИН написал в тиши своего подзем­ ного кабинета; если Ты полагаешь, что не могу я САМ выйти к читателю без р е д а к т о р а , то от щедрот Твоих пошли мне редактора-чита­ т еля , который бы не начинал редактировать то, что я написал, не про­ читав этого предварительно; который бы до прочтения моего романа не начинал разговоры о том, что рукопись не соответствует ГОСТу, господи боже мой, что тема никуда не годится, что надо через два интервала, что в случае положительного решения роман выйдет только в следующей пятилетке! И это все, не читая рукописи! Боже праведный, если нельзя выйти к читателю, минуя редакторов, которые и сами не знают, зачем они живут на белом свете,— пошли мне хоть раз в жизни редактора-собеседника, и пусть он не только раз­ вяжет тесемочки папки с моей рукописью, не только внимательно прочи­ тает ее, но и п о г о в о р и т о ней со мною. Бедь это — счастье! Бедь это