Сибирские огни, 1988, № 7

собачке, которую звал, будучи глухонемым,— «Муму», но и влюбился в простую девушку, которую барыня выдала за другого, тем самым продемонстрировав свое самодурство, а собачку повелела утопить, что Герасим'у автора и выполнил. Рассказ молодого автора, конечно, показывает деревню несколько однобоко, поскольку у нас есть примеры положительного отношения помещиков к крестьянам и крестьян к помещикам. А если автору хотелось показать отрицательный пример, то он выбрал его не лучшим образом. И вообще— учить надо на положительном! Автор несомненно хорошо знает изображаемый материал, он глубоко и детально изучил эпоху, быт и нравы. Но и здесь порой ему изменяет чувство меры (зачем, например, физический изъян героя подчеркивать именем собачки, да еще выносить это в название?) Думается, над рассказом автору еще надо поработать в таком направлении: 1. Углубить и сделать основными переживания Герасима от расставания с родной деревней, природой, полями и лугами. Ведь это и есть стержень его психологиче­ ского рисунка! 2. Конфликт рассказа не в том, что барыня отдает девушку за другого (это вариант упрощенный, явно литературный), а в том, что Герасим любит ее, а она любит другого, городского! При таком варианте углубится и четче проявится основной психологический рисунок характера Герасима. 3. Собачка (Муму) — дань неглубокой сентиментальности, тут автор явно выжи­ мает из читателя слезу, вернее — пытается выжать и пережимает. Нужна ли эта собачка, добавляет ли она что-то психологическому стержневому рисунку характера Герасима? Нет! Она только мешается под ногами и не дает уснуть престарелой бары­ не. Убежден, что от собачки нужно отказаться. Рассказ станет динамичнее, суровее и правдивее. 4. Удручает финал. Герасим, каким был заявлен в начале, таким и выходит из рассказа, характер его статичен. Возникает вопрос: а зачем тогда все это? Полагаю, лучше будет, если глухонемой Герасим, разлученный с родными весями, побывавший в чуждой для него городской культуре, решив вернуться назад,— обретает слух и голос! Это — притчевое финальное действо придаст рассказу объемную диалектич- ность: с одной стороны, город Герасиму чужд, но с другой стороны, благодаря ему — Герасим обретает слух и голос. Деревня Герасиму близка, но, с другой стороны, если бы он так там и оставался, то автоматически оставался бы и глухонемым! След этой мысли у автора есть, осталось только переписать самый финал. Примерно так: Герасим идет по родным полям, на руках у него собачка (не Муму, а просто собачка), которую он взял с собой на память о городской жизни. Он идет и поет раздольную народную песню, и ему откликаются солнечные дали._ Вот в таком плане. При данной доработке, которая посильна молодому способному автору, его рас­ сказ вполне можно рекомендовать для коллективного сборника, планируемого в конце будущей пятилетки. Шилов (конец последнего документа, конец главки) 20 . Я вернулся в свои панельные стены еще более закаленным. Жена, естественно, покинула меня. Сделала свое черное дело — похо­ ронила последние, как мне тогда казалось, экземпляры рукописи моего романа под картошкой, зверски уничтожила мой архив — сожгла черно­ вики и варианты,— и ушла... Ушла не только от меня, но и с работы. Я по возвращении навестил родной «Новосибоблразиобыт», но ее там не было. До выхода на работу у меня еще оставалась неделя, предоставленная мне редакторами в белых халатах по бюллетеню. Они специально выда­ ли мне эту синюю бумажку, чтобы документально подвергнуть сомнению систему закаливания, но я-то знал, что здоров, потому не стал противо­ речить им и, из желания поскорей соединиться со своей талантливостью, которую оставил в заветном месте, вернулся домой. Странная пустота наполнила первые дни моей жизни после возвра­ щения. Хотя я сделал все как надо и попытался соединиться со своей ге­ ниальностью, у меня ничего не получилось, более того — сама идея, сам процесс соединения представились мне вдруг несуразно дикими и смехо­ творными, точно во мне опять ожил внутренний редактор. Любая мысль, только-только зародившись, сползала с моего созна­ ния, как сползает тяжелая капля дождя с осеннего стекла. И чем больше я напрягался, чем больше вытаскивал мыслей, тем неотвратшлее и быст- 105