Сибирские огни, 1988, № 7

II бумаги. Собственно, с тем я и пишу тебе, Василин: не сможешь ли ты сам или с помощью Васи или Саши достать и переслать мне пару об­ щих тетрадей (только не в клеточку, пожалуйста!!), да еще простой карандашик, только подстроганный, тут ничего режущего и колющего не дают. Боятся за себя... Передавай всем привет, охраняйся крестным знамением и каленой метлой гони от себя всех редакторов! Это что же они там задумали! Ведь они так могут всю классическую литературу выжечь! Детям в школе нечего будет изучать! А ведь они и так, прости господи, выраста­ ют оболтусами и недоучками! Засим остаюсь твоим верным другом-читателем и писателем Шилов, гений-любитель, обвиняемый (ложно) в болезни. Второе письмо. Василии, милый брат! Спасибо за бумагу и карандашик, их передал мне доктор К., извест­ ный своими книгами о детях подземелья и слепых музыкантах. Хоро­ ший он, оказывается, человек! «Струю» я решил пока письменно не восстанавливать, зачем? — ведь она и так хранится у меня в извилинах памяти. Написал я тут две главы новой повести«Зеленый Змий Горыныч». На третью и последнюю главу, вижу, ни бумаги, ни карандаша не хватит. Сантиметра полтора осталось. Вот и решил я написать тебе, Иваныч, послание на тему ре­ дакторской деятельности, которая мучает меня в буквальном смысле последние недели. Проследим твою жизнь от истоков. Вспомни себя, если есть еще чем вспоминать, Яковлевич, каким светлым отроком бегал ты по своей деревеньке в центре большого промышленного гороДа, внимая гласу природы и указаниям предков своих. Как впитывал ты сказки бабушки, задорные песни молодежи, идущей с полей и от домен! Вспомни своего простого, сурового, весело­ го отца! Воскреси из последних сил все те светлые и оптимистические мечты, которые ты вынес из детства-отрочества в юность!.. И спроси себя, брат мой, таким ли ты хотел быть, так ли ты хотел прожить всю свою оставшуюся жизнь? Так ли? Где та страна — света и радости, труда и счастья, откуда тебя тайно выкрали, вывели, как теленка? Где она? Осталась она, или и след ее стерся под бетонными коробками панельных домов, как и самый след твоей чистоты и твоего честного, пусть негромкого, но внятного слова! Ведь твоими устами говорил он — этот мир, твоими руками писал первые рассказы, хотел выразиться через тебя, подарить миру свои мысли, выношенные предками, не имевшими грамотности и досу­ га для создания литературы... Ты писал трогательно, наивно, порою — беспомощно, но честно, и тебя занятие свое радовало, оно освещало тебе твой будущий, необман­ ный путь, который теперь порос бурьяном, заколодел, встали на нем дубы и на каждом по Соловью-Редактору. Вспомни девушку, которая вся светилась от твоих рассказов, вспомни первые публикации в газетке... Вот тут-то тебя и нашел бородавчатый редактор! Тут-то и заметил! (Наши судьбы тем и разнятся, что я на бородавчатого вышел писате­ лем сложившимся, автором не только романа «Струя», но всемирно- исторической системы закаливания, а ты попался ему в руки совсем молодым, талантливым и наивным). По молодости и наивности провинциала ты не понял, да и не мог понять, что бородавчатый для встречи с тобой преобразился (дело не­ хитрое!) в молодую редакторшу, приятной наружности, которая повела себя с тобой хитро и осмотрительно, зная, что талантливого человека одними голыми женскими руками не возьмешь.