Сибирские огни, 1988, № 6

Александр РОМАНОВ ИЗ книги «ОТБЛЕСКИ» Лето там, под балконом, внизу, на ветвях, где оставлена лету земля, доползло до балкона. Цветет второпях, как в гостях, высоту веселя. Двадцать первый этаж. Больше вчетверо лет той душе, чей балкон и цветы. Есть соседи. А близких давно уже нет. Сил осталось — взглянуть с высоты. Так — все выше и выше был путь от земли с каждой новой прошедшей зарей. Так — душа от земли оказалась вдали: между небом она и землей. Солнце смотрит светлей? Звезды стали видней? Что сказать на прощанье хотят? Не о том ли одном — через сколько там дней человека земле возвратят. Возвратят навсегда, опустив с высоты, погрустив об ушедшам слегка. Так цветите, пока он вас видит, цветы, и потрогать вас может пока! * * * Как мы жили — не понятно и теперь. Что там было — дважды два иль трижды три? Как легко, не зная алгебры потерь, рисковали: не понравилось — сотри! Сколько раз приходы ухали в расход. Бесконечный след от стертостей — глубок. Что пройдет по ним: быть может, вездеход. Что взрастет: перекореженный дубок? Примитивность — злейший недруг простоты. У нее — особый нюх, особый бег. Перечеркнутое временем — кресты даже это полустерто. И не грех! Внук рисует ночь: луна там, как яйцо. Утро. Солнце — как цыпленок из яйца. Вижу я: сосредоточено лицо. Хочет все изображать он без конца. Без конца. Чтоб оживало даже то, что, как будто, и не может оживать... Как хотелось бы, чтоб в будущем никто ничего не заставлял его стирать. Чтоб и взрослые в каких-то полчаса — словно это все чуть видится вдали! — вдруг не стерли во вселенной небеса с полустертой точкой матери-земли... * * * Будто высохшие злаки, без дождей, лесов и птиц, обезжизненные знаки заполняли гладь страниц.