Сибирские огни, 1988, № 6

крикнул: «Не болтайте чепухи!» и бросил трубку... Несколько дней я пытался выяснить, кто и зачем звонил из издательства, но так и не уз­ нал. А отец после этого звонка ушел в кабинет, но пробыл там недолго. Потом он вызвал такси, сказал, что у него срочное дело, и уехал. Я решил, что в Городе действует какая-то банда таксистов, и расска­ зал об этом ребятам. Кое-кто из них заинтересовался. Они попробовали проследить исчезновение своих родственников, и когда это удавалось, ниточка всегда обрывалась на срочном уезде в такси куда-то по делам. Тогда мы опять пошли в полицию, надеясь, что теперь-то нас не только выслушают, но и похвалят за помощь. Но там опять посмеялись над нами.и сказали, что у нас мания. Ты знаешь, может, я бы и отступился от всего этого, но однажды увидел такое, что разозлился, и дал слово довести все-таки это дело до конца. Мне неловко тебе это рассказывать, но раз уж я решил — всё, значит надо всё. Тем более, если умолчать об этом, тогда вся моя затея бессмыс­ ленна. Короче, ты ведь помнишь этого своего дога, серого, в рыжих пятнах, У него еще была какая-то знаменитая родословная. Ты гордилась ею, мне кажется, больше, чем успехами отца. Я не любил эту твою безобраз­ ную собаку, как не любил ее и отец. Ты уделяла ей столько внимания и заботы, сколько не получили, наверное, мы с Робертом вместе. Почему отцу не нравилась собака, я не знаю. Но скорее всего из-за ее наглого характера и беспардонности. Ты ведь приучила ее к тому, что она у нас в доме была существо номер один. Кстати, и дог отвечал отцу тем же, он просто не замечал его, когда тот был дома. Но когда отца не было, дог открывал лапой дверь в его кабинет и садился в крес­ ло, где отец любил читать. Если я проходил мимо, он, не приподнимая головы, рычал так, будто сейчас-то он в доме полноправный хозяин. Отец часто ругался с тобою из-за собаки; он говорил, что не перено­ сит, когда в его кабинете пахнет псиной. Но ты отвечала, что какой же он писатель, если не любит животных. У писателя должно быть доброе сердце. Когда отца не стало, я часто ловил себя на том, что мне в доме страш­ но, как будто я один. Тогда я начинал бродить по комнатам и закоулкам нашей квартиры, отыскивая приметы того, что здесь еще кто-то живет. И вот однажды, ты этого даже не заметила, я без стука вошел к тебе в спальную комнату и увидел... Прости, мать, что я не постучал тогда. Стараясь все делать бегом, я собрался и ушел на улицу. Если бы я тогда знал, куда исчезли мой брат и мой отец, я бы не задумываясь по­ следовал за ними. Я не знал, куда мне пойти, чем заняться. Я понял, что меня для тебя, как единственного и дорогого человека — не существует. Очень хотелось сесть в такси и уехать куда глаза глядят, но у меня не было ни монеты. Потом я вспомнил о Марии, ты не знала о ней, а сейчас я думаю, что ты вообще знала обо мне, кроме моего имени? Я пришел к Марии на работу, она была помощником фармацевта, и попросил ее достать какой-нибудь сильный яд. Я знал, что ты кормишь своего^ пса точно по времени и торопился не опоздать к ужину. В со­ бачьей кастрюльке уже допревал готовый суп, и я высыпал туда весь по­ рошок. Ты налила догу большую фарфоровую миску и я еще спросил: «Мама, а он не лопнет?» Ты ничего не ответила, только рассмеялась... А потом я услышал, что ты плачешь. Сколько помню тебя, ты плакала единственный раз за всю жизнь, тогда. Видя, что ты в горе, что постоянно держишь платок у глаз, я пробовал тебя жалеть, но ты и тогда куда-то все торопилась, относила кому-то отцовские книги и через три дня от твоего горя не осталось и следа. У те­ бя появилась новая собака. Ты знаешь, я потом спрашивал ребят, у..которых исчезли родственни­ ки, и оказываетея;,вйЭД® ^дала.гаДость; кдкая-то своя порочная беда.'Мне сейчас не хочется все это вспоминать* но я должен тебе рассказать,