Сибирские огни, 1988, № 6

скарб до каждой мелочи, по две, по три машины все другие, наоборот, как собака их какая укусила, вечером ^ нормально, а утром вдруг заподпрыгивали. Особенно д ’ не знали, как убежать быстрей, вроде нас, когда срок сво Все бросали, что надо и не надо. пячпешения Попервости я не заходил в их избы, как-то неудобно без разр , и спросить не у кого. А когда топить печи начал, понасмотрелся. Д- ном дому иконы, в другом — самовар весь в медалях, хоть сейчас в му­ зей ставь, а у соседа, Леньки Стрельцова, так у того — заходи и живи. Все на местах: и кровати, и столы, и этажерка, и стулья. Я сразу запри­ метил: на этажерке какие-то бумаги веревочкой связаны, а потом как- то зимой затопил, дай, думаю, посмотрю, что за послание мне оставили. Развязал , а там письма, и каких только нету. Отцовские, с фронта, и те бросили. Прочитал я их и забрал себе. Ведь это не просто бумага, жизнь в них, что ушла уже, на чем они выросли, опора их. р^тк Ну и вот, достаю я эти письма, а сам уже знаю, что прочитать, ь у меня там два письма. «Ты,— говорю,— Володя, Стрельцовых нишь?» Кивает он головой. «А Гришку их?» — «Тоже». — «Тогда с л у ­ шай». «Привет с Урала! Добрый день или вечер. Здравствуйте, мои родные мама, папа, Валера и сестренка Люся! С чисто сердечной солдатской душой к вам ваш брат и сын Гриша...» Читаю, а сам волнуюсь, будто и нам эти письма назначались. Ну, ду­ маю, теперь-то поймет Володька, если и не посмотрит на все иначе, то хоть задумается... «У вас там сейчас самый разгар работы, и мне так вот охота порабо­ тать. Ну ничего, отслужу, и опять начнем нажимать. Эх, мама, а охота уже и рыбки половить и рябчиков погонять. Валерка там нынче хоть од­ ну утку какую-нибудь хромую убил или нет?» Закончил я, а сын смотрит с удивлением: зачем, мол, ты это чита­ ешь? «Потерпи,— говорю,— Володя, я тебе еще одно письмо покажу». «Привет из части нашей. Здравствуй, брат Валерий! Ты, наверно, з а ­ ждался моего ответа, скажешь, совсем забыл вас. Д а нет, пока еще вро­ де не так. Заждались вы меня, а я изменил родным краям, решил остаться здесь. Видишь ли, понравился мне Свердловск и вообще Урал...» Прочитал и это, жду, что же теперь Володька скажет. А он молчит. «Что думаешь-то?» — спрашиваю. «Письма как письма. Жизнь, дела семейные». «А вот ты смотри, в первом-то письме как он уважительно пишет, и отцу, и матери, и приветы всем по именам передает, ведь двух месяцев не прошло, как уехал служить, а уже скучает по дому, дождь ему и тот там холодным кажется... А последнее письмо, это ж за несколько дней до дембеля. Уже брату одному пишет, мать с отцом, видишь ли, не пой­ мут его. В отпуск он, сопляк, домой не поехал, и не тянет его... Ну понят­ но, баба у него там появилась, так ты привези ее, покажи хоть родите­ лям... Два года прошло, а другой человек стал. Куда и девалось что». «Папа, ну что мы чужую жизнь судить будем? Что нам до них?» «Как это что? Ты ж корреспондент, ты ж больше моего должен по­ нимать. Какие ж они нам чужие? Они что, в другой стране живут? Чи­ тал я твои статейки в газете, мать вон вырезает даже. А что толку в твоей писанине, скажи мне? Вот про доярку ты написал, что работает она хорошо. Ну и что? Она и без тебя знает про это, и все знают. И портрет ее на Доске почета, и премии она получает. Так зачем ты писал? Чтоб деньги заработать? Стыдно такие деньги получать. Это все равно что флягу молока она надоила, а ты приподнял ее, у — какая тяжелая! — и поставил, вот тебе и начислили... Писать, сынок, надо, когда душа болит. А так, брехня все это. Вот почему ты про деревню нашу не напи- ше^щ,¾^^на же Бермысом,ср;§дз,:дааве хМе Нй...бШ 1 Ьйа?. Схоли на клад ­ бище, посмотри, там дед с бабкой, твои лежат. Позаросло все, я уже кресты не успеваю поправлять...»