Сибирские огни, 1988, № 6

разному ширит свой кругозор. А теперь она увидела, что на самом деле тетка любит выпить сладкого вина и смотрит по телевизору все переда­ чи подряд. А еще она любила устраивать разносы подчиненным и вече­ рами часто рассказывала, как «пропесочила дуру Матвеевну» или «отчитала бездельницу Любку». Было видно, что тете Рае это очень нравится. Она говорила гордо: «Я должна настойчиво вести идейную р а ­ боту в коллективе, воспитывать в сотрудниках строгую требовательность и высокую ответственность». Ася, как только слышала про высокую от­ ветственность, про дело всей жизни, благородный долг и прочее в таком духе, тут же отключалась и начинала вспоминать что-нибудь хорошее, например, Собакина или как в пионерлагере ночью на речку бегали и однажды чуть не засыпались. Она привыкла, что с самого детства все взрослые им, детям, лапшу на уши вешали: про то, как хорошо надо учиться и вести себя достойно звания, как надо Родину любить и стар­ ших слушаться, про то, что пионер — всем ребятам пример, а уж комсо­ молец— это вообще нет слов... И ведь никто ей не говорил, что маму надо любить, она и так ее любила, а вот, что надо любить учителей, школу. Родину, ей все время повторяли, и Ася еще в детстве почувство­ вала здесь подвох. Потом она попросту объяснила себе, что педагогам деньги платят за это, у них такое дело всей жизни, а вот почему тетя Рая то же самое за бесплатно талдычит, Ася не понимала. Она вообще не понимала, зачем всякое вранье на маленького человека сыплют, как будто старшие сговорились обмануть его, запутать в жизни. И потом каждый человек начинает сам, один свою правду искать, и кто находит, а кто плюет на все и живет просто так, куда глаза глядят, куда кривая вывезет. Ася вот поняла кое-что, и в первую очередь — закон пропада­ ния. Или исчезания. Очень страшный закон, если вдуматься, но лучше не вдумываться, а просто знать, что есть такой — и все. Но не всё, конечно. «Что там следующее?» — думала иногда Ася, и ответить не могла, потому что вроде ничего не осталось. И думать о будущем не хотелось, потому что сразу представлялся черный провал, дыра дырой. И не то чтоб страшно становилось, а как-то все равно. Ася смотрела на одноклассниц и видела, что у них в общем-то тоже дыра. Девчонки ее финтифлюшками украшают, рюшечками или, скажем, же­ лезками блестящими, или косметикой, а все-таки дыра и есть дыра, ни черта с ней не сделаешь, не заткнешь. Подруг настоящих у Аси после Лерочки не было. «У вас в классе дружный коллектив?» — спрашивала тетя Рая. «Водой не разольешь»,— усмехалась Ася. В классе ее звали Мухой, или Мухрышкой. Ася не обижалась: как же еще звать, если у тебя фамилия Мухина, рост — метр с кепкой, глазенки серые, бровки белесые и волосы какие-то дурацкие: бесцветные, короткие, ни прически путевой не сделать, ни даже косу заплести. А еще спать все время хо­ чется... Дома не хочется, а в школе глаза слипаются, и голова к столу клонится, клонится... Коронная шутка «бабушки Ненилы», то есть клас­ сной руководительницы Неонилы Федоровны: «Чтой-то ты, Мухина, такая сонная?» И ответ остряка Козлова: «А мухи всегда зимой спят!» И ржут все, как не надоело по двадцатому разу... Бог с ними, Ася не ог­ рызалась, жалко, что ли, пускай... Посмеются и отстанут. Они вообще-то не злые, да и бабушка Пенила не хуже других: как ни отвечай, а тройку всегда натянет и нудить не будет. Что ей, перед самой пенсией, больше других надо, что ли? Ей главное — тишь да гладь. А нам разве трудно? Шесть уроков потерпеть можно, все равно настоящая жизнь — после этой мороки, вечером... Про «настоящую жизнь» часто говорили другие девчонки и парни из класса. У них там было что-то: дискотеки, компании, междусобойчики. Ася особо не вникала, а ее и не зазывали. Кому она нужна, Мухрышка? Приходя домой, она сразу делала уборку. Асеньке было четыре года, когда она впервые сама подмела квартиру. И мама, и папа — почему-то трезвый — Очень ее хвалили и ласкали тогда, и Ася потом полюбила вспоминать тот день. И мало-помалу повелось, что чистоту в доме на­ водила Ася, а мама скоро забыла, что такое тряпка и щетка. Тетя Рая