Сибирские огни, 1988, № 6

Она жила вдвоем с мамой, но вроде как втроем, потому что дядя Боря часто приходил, а когда приходил, то и ночевал. У Аси была своя комнатенка — восьмиметровая, а они в большой спали, в смежной. Ася стеснялась проходить там ночью, хотя еще в третьем классе ей старшие девчонки рассказали, зачем сходятся женщины с мужчинами. «Дело житейское»,— сказал бы Карлсон,— который живет на крыше. Ася лю­ била Карлсона: он был свой парень, не зануда. ...Ася проснулась ночью, была зима, тихо, только со стороны желез­ нодорожной станции доносились гудьси маневровых и невнятный скан­ дальный радиоголос диспетчерши: чем-то она всегда была недовольна, кого-то ругала ночи напролет. Ася сначала не поняла, почему просну­ лась: и гудки, и голос были такими же привычными, как тиканье бу­ дильника (глухой ударчик — звонкий, глухой — звонкий...), как сытое урчанье холодильника, который, казалось, переваривает в своем белом животе все, что ему туда наложили. Ася так привыкла к этим звукам, что не слышала их никогда. А тут... И вдруг сразу поняла, и сразу буд­ то перескочила эту ночь, отбросила ее в воспоминания, и представила себе, что теперь часто будет думать о том, как проснулась однажды ночью, была зима, тихо, только со стороны железнодорожной станции доносились... Д ядя Боря в ту ночь не ночевал у них, и Ася выпрыгну­ ла из-под одеяла, босиком побежала к матери, легла рядом, прижалась, а потом обняла ее крепко. Мать проснулась в испуге: «Ты чего, Ась- ка?!»— «Да ничего,— ответила дочь, вроде бы лениво.— Зам ерзла что- то».— «Ну, грейся»,— мать сонно обняла ее толстой теплой рукой, Ася уткнулась в мягкую мамкину подмышку, и так ей хотелось попросить кого-то, чтобы мать не пропадала, но был уже опыт, были просьбы — все без толку, уж такой закон, так жизнь устроена. Вот и не хотела знать, даже думать не хотела, и днем эти мысли гнала, а они — ночью. Знай, мол. Жди, мол. Ж дать не долго пришлось. Ася надеялась, что еще три года, но р а з ­ ве амнистию угадаешь, вот он и вышел через три месяца после той ночи. После нее Ася уже не гнала мысли про будущее и все разумно проду­ мала, поняла. «Мам,— сказала тогда,— ведь он тебя убьет».— «Кто?!» — испугалась мать. «Отец, кто еще...» — «За что же это он убьет?» — честно удивилась она. «За дядю Борю. Ты б его бросила, а, мам?» — «Вот еще! — мать хмыкнула и засмеялась.— Мало ему, что ли, одного срока... Д а он и не узнает!» «Ну, вот и все»,— подумала Ася и даже услышала эти слова, сказанные тяжелым чужим голосом — так ясно услышала, что обернулась на звук, но никого рядом не было — только мать в синем байковом халате в белый горошек. Рукава у него были просторные, и весь он был большой, широкий, мать в нем казалась тол­ ще, чем на самом деле, походила на крупную синюю птицу в белый го­ рошек, и Ася вдруг ясно увидела, как мать, насовсем превратившись в эту птицу, летит над долгим лесом и зовет протяжно: «А-аась-каа! А-аась-ка!» И когда через три месяца, вечером, в начале десятого, раздался звонок в дверь, Ася поняла, что это он, и теперь кончилась ее нынешняя жизнь, и скоро начнется совсем другая, неизвестно какая. А мать, легкая женщина, большая наивная птица, не понимала этого, почти до конца не понимала, даже когда нож вынул, не поняла, и когда первый раз замахнулся, тоже не поняла. «Да кто ж тебе такое наврал с три ко­ роба?!»— еще кричала она. И снова кричала: «Петенька, ты выпил, вот и нервничаешь, ляг поспи дома-то, столько лет ждали-ждали, а он нате вам — лыка не вяжет, да ругается еще! Не махай ножиком-то, ляг по­ спи...» И опять: «Кто ж тебе на меня, бедную, наклепал, какой враг?!» — «Сестра твоя Раиса Витальевна»,— процедил, а сам ножиком играет. Не такой уж он пьяный был, если честно. «Вот сука Райка, я ей зенки- то...» Нет, не очень пьяный, потому что еще сомневался, еще проверял и смотрел цепко — решал. А мать, легкая женщина, разве ей что скрыть... Ася вдруг увидела: решил. И бросилась к нему, стала за руки хватать, ^ но куда там — отшвырнул, нё 'ГЛйД$г. И ударил мать. Вот только тогда