Сибирские огни, 1988, № 6

восторженной, с листьями почти прозрачными, и холодной, строгой, как будто сердитой, и спокойной, отдыхающей от какой-то давней устало­ сти, и печальной, с поникшими, тяжелыми листьями... Но на бумаге — вновь и вновь!— она казалась Лене лишь бесстрастным чертежом или посмертной маской... А ведь Лена видела свет! Видела в растущей, р а з ­ горающейся силе утра, в застывшей, горячей массе полудня, подсмотре­ ла, как он стал меркнуть, таять, синеть на переломе к вечеру, как утра­ тил свободную, ясную силу, состарился и погрустнел; она видела, как мир стал сворачиваться, уходить во мглу, прятаться в сумерках, а свет еще протягивал свои прощальные нити — истончающиеся, рвущиеся... Ну как рассказать это Олегу? Он, конечно, и умный, и хороший, он — защитник, он — настоящий старший брат, такой, о каких многие девчонки мечтают... Но поймет ли? У него свой мир: юридические книжки, друзья, спорт, лодки... Какое-то — не то седьмое, не то восьмое — чувство подсказывало ей, что лучше молчать, чтобы и дальше брат оставался умным, хорошим, таким, ка­ ким был вчера, сегодня... — Ты хоть обедала?— спросил Олег, отпирая дверь. — Ага, мы такой чудный пикничок соорудили. — Ты ешь,— наставительно сказал брат.— А то вон какая худющая, одни мослы. Лена хмыкнула и прошмыгнула в свой угол: у Олега была собствен­ ная комната, а дочь с мамой делили вторую. Степанида ждала детей с ужином и обрадовалась, когда они приш­ ли вместе: «Олежек! Леночка! Дорогие мои!» — кричала она хлопотли­ во, как будто не видела их год и уже не чаяла встретить. Олега обычно раздраж ала эта манера, но сегодня ему было приятно, что мать так ра­ да, что она скучала по ним, что торопила, как всегда: «Ужинать, ребят­ ки, скорей»! З а открытым окном была темень, а на кухне уютно горела низкая лампа над столом, семья сидела тесно, дружно, и пока Лена рассказы- вала^ как добирались до леса, как там хорошо было, как весело вместе обедали, Олег подумал, что все это — семейный ужин, уютный свет, сестру, мать, дом — все это нельзя не защищать от темени, скопившейся за окном, каких бы жертв ни стоила борьба. Неожиданно грянул ли ­ вень, такой мощный и шумный, что заглушил голоса в кухне. Все по­ смотрели за окно, и Олег вдруг подумал: «А Стальному-то сейчас не очень...». Но прервал мысль, вспомнив, что Стального нет. Жалости Олег не почувствовал. Но вопрос уколол занозой, не в первый раз уко­ лол: «Неужели у них, у этих, вроде Стального, не было таких вечеров, таких сестер, матерей?» А вдруг — не было? Тогда, выходит, обидела их жизнь. З а что? Но в ответ на колючий вопрос вспомнил Олег — тоже не в первый раз,— вспомнил отца. От матери знал: все у него было! И мать, Олегова бабушка, которой он не помнил, по рассказам была доб­ рой, милой женщиной, обожавшей и сына, и внука. И отец — дед Олега, умерший до его рождения,— был достоин уважения: инвалид войны, ор­ деноносец, всегда честный, прямой, даже во вред себе... Было! Пропил, все пропил, погубил. «Да лучше б его давно — как Стального!»— и зло, и с обидой подумал Олег, глядя за окно. Ливень стоял грохочущей стеной, и сколько же в нем было ярости, напора, непобедимой силы! Олег забыл обо всем и смотрел с восторгом. ...Уже рассветало, когда Стальной очнулся. Он лежал на спине и су­ мел перевернуться на живот. Потом пополз, неизвестно куда, судорож­ но цепляясь за пучки травы, с болью и остервенением волоча разбитое тело. Его сознание не могло вместить и не вместило, что вот сейчас, сию минуту, вот здесь, на этой обычной мокрой траве, рядом с этим тысячу раз виденным кустарником,— все кончится. Здесь, в этом парке, где он бывал так часто, где исходил все тропки и поляны, прекратится жизнь, и больше ничего никогда не будет. Мысль эта приходила к