Сибирские огни, 1988, № 6

говорит: «Угрюм-река... ты знаменуещ ь ,со бою — Ж и знь».). И Шишкову, дерзнувш е му развернуть грандиозную картину старой дореволюционной Сибири со всеми ее дико стями, ж естокостями, безобразиями, непре менно нуж ен был человек с большой буквы воплощающий в себе самые здоровы е на чала, самые могучие силы простого народа самые чистые истоки его ничем не поколе бимой, не оскверненной нравственности. И на эту роль, как никто другой, подошел именно Ибрагим-О глы, этот рыцарь из на­ родных низов, противостоящий всему мерз­ кому, гнусному, бесчестному и бесчеловеч­ ному, чем, увы, так богата была «добрая старая» Сибирь-матуш ка... Пишу эти строки и ловлю себя на мысли, что я волей-неволей от размышлений о сек­ ретах сюжетопостроения перешел к другим секретам — создания образов, характеров. Но, думаю , это тож е вполне закономерно. В «Угрюм-реке», как во всяком совершен­ ном художественном творении, с непрелож ­ ной силой действует закон «сцеплений». Почему роман Шишкова так плотно насы ­ щен событиями, почему так п ораж ает нас головокружительными, дух захваты вающ и­ ми поворотами в своем сюжетном развитии? Д а потому, что действующие лица там имен­ но действуют. Герои Ш ишкова настолько полны жизненных сил, настолько ж аж д у т деятельности, что не могут не соверш ать поступков. "Гут ж елезная последователь­ ность: характер рож дает поступок, поступок вы зы вает соответствующую реакцию у окру­ жающих, и происходит событие — зачастую совершенно неожиданное, непредсказуемое, ставящ ее все с ног на голову. Возьмем того ж е Ибрагима-О глы . Став после путешествия с Прохором по Угрюм- реке фактически членом семейства Громо­ вых, Ибрагим из самых чистых побуждений пытается восстановить порядок, делает все, чтобы снова царил покой и л ад в этом р у ­ ш ащ емся на глазах у всего М едведева гнезде. Он и Анфису пытается припугнуть, отбить у нее охоту непременно заполучить в муж ья «сокола своего» П рохора; он и сам одура-скандалиста Петра Даниловича «утешает», применяя, как правило, свою недюжинную физическую силу; наконец, в самый страшный для семьи Громовых мо. мент, когда всплывает наруж у преступле­ ние деда Данилы , он, чтобы не расстроилась свадьба Прохора с Ниной, берет этот т я ж ­ кий грех на себя. Поступок один благород­ нее другого... Но мог ли этот преданнейший, честнейший человек предполагать, что все его поистине рыцарское благородство обер­ нется против него? Мог ли подумать, что злополучная, безграм отная телеграмма, где он просил Прохора поскорее вернуться из Москвы, чтобы убрать кое-кого «з места», сыграет роковую роль в его дальнейшей судьбе?.. Трудно даж е перечислить все сю­ жетные перипетии, которые получают н а­ чальный толчок от одних только поступков Ибрагима-О глы , но совершенно очевидно, что ничего этого не было бы, не будь И б ра­ гим именно таким, каким он предстает пе­ ред нами под пером Шишкова. У Шишкова, по сути, каж ды й главный персонаж является «автором» какого-то поступка. Поступка, от которого, точно от искры, загорается целый «шнур» событий, заканчивающихся, как правило, мощным взрывом, кореж ащим , ломающим, р азби ва­ ющим в д р е б е зги . судьбы .многих людей. Впрочем, Шишков не был бы Шишковым если бы поступки его героев порож дали од ни сплошные драмы и трагедии. В «Угрюм реке» немало и таких эпизодов, когда со бытие оборачивается казусом , курьезом превращ ается в анекдотическое происшест вие. ...Вот Прохор Громов, томимый бессонни­ цей, идет прогуляться по тайге, набредает на стойбище тунгусов; все спят, только у костра сидит в раздум ье молодая, статная ж енщина. Бы стро познакомившись с нею, узнав, что красавица-тунгуска — вдова и ей скучно по ночам, Прохор угощ ает ее из ф ляж ки коньяком и уводит «подальш е от костра»... Вроде бы ничем не примечатель­ ный, проходной эпизод, лишний раз под­ тверждающий распущенность, моральную нечистоплотность и неразборчивость П ро­ хора Громова. Но вот что из этого выходит. На следующий день тунгуска приходит в дом Громовых и, не застав самого хозяина, просит Нину передать ему «подарка». « —Вот я притащила ему две сохатиных, да две оленьих шкуры, да д в ад ц ать белок. Когда моя будет медведя стрелять, амика- на-батюш ку, — притащ у ему медведя. А вот еще золётой ему, деньга... — стройно ступая, она подошла к Нине и протянула червонец. — З а что? Зачем? Купила что-нибудь? — Нет, — сказал а она и посмотрела через окно вдаль, на зеленевшую тайгу. — Шибко сладко целёвал меня Прош ка, вот за что... ночью...» И смех, и грех, — говорят в подобных случаях. Но нам совершенно ясно, что не одной потехи ради вводит Шишков этот эпизод в свое повествование. Автор за ст а в ­ ляет и нас, и бедную Нину Яковлевну вер­ нуться в прошлое, вспомнить, многое вспомнить... Ведь чувствовала ж е Нина, когда Прохор в свое время ее усиленно «охаживал», что ей, такой тонкой, чувстви­ тельной, ранимой, нуж ен совсем другой че­ ловек, что не герой это ее романа, что слиш ­ ком много в нем дико-необузданного, зве­ риного. Но не смогла тогда юная гимнази­ сточка устоять под напором этой могучей страсти, да и надеж ду лелеяла, что сможет, сумеет в ходе совместной ж изни как-то «обтесать», облагородить этого таеж ного красавца-богаты ря. Н о иллюзии иллю зия­ ми, а ж изнь есть жизнь, и вот оно — еще одно горькое разочарование, после которо­ го окончательно становится ясным, что брак их — в прошлом — роковая ошибка, а в настоящем — фикция, формальность. П о­ ставлены, как говорится, все точки над «1», но не путем рассуждений-умозаключений, а посредством неожиданного сюжетного хода, всего одного хода! Говоря о Шишкове — мастере сюж ета, нельзя не отметить еще одно, на мой взгляд, очень важ ное его качество; писатель в со­ вершенстве владеет секретами драм атурги­ ческого повествования. В «Угрюм-реке» есть масса сцен, выстроенных именно по законам драм атургии, сцен, которые могли бы у к ра­ сить любое драм атургическое произведение. И тут снова напраш ивается параллель с современной прозой. К примеру, многие наши авторы лю бят описывать всякого рода беседы «в узком кругу», «за чашкой чая». Читаеш ь — и все вроде бы на уровне; герои ведут умные, ре