Сибирские огни, 1988, № 6

одолеть которые без напряж енны х умст­ венных усилий, без долгих пауз-перерывов в чтении практически невозможно. У твер­ ж д а я это, я вовсе не стремлюсь поставить Ш ишкова выше иных корифеев отечествен­ ной и мировой словесности: они, корифеи, свое дело сделали, сделали так, как сочли нужным,— посему, трудно ли, легко ли их читать, это теперь уж е вопрос второстепен­ ный. В конце концов, они, классики, име­ ют на то право — быть «трудными», требо­ вать, чтобы за их сочинение читатель при­ нимался так, как если садится за учебник... Но вот что в этой связи мне непонятно: почему многие наши современные писатели, прежде всего наиболее известные, маститые, стрем ятся писать именно трудно, усложнен- но, нарочито и намеренно перегруж ая свои сочинения многострочными описаниями, мо­ нологами, рассуждениями, отступлениями, а порой и разного рода чертовщиной — не то мистической сиМйоликой, не то символи­ ческой мистикой? Читаеш ь и недоумеваешь: неужели наши почтенные авторы всерьез думают, что, написав несколько глав или сцен «под Достоевского», «под Толстого», «под Булгакова», они тем самым «дотягива­ ют» свои произведения до классического уровня? Не стану широко распространяться по этому вопросу, не стану ссылаться на имена — скаж у только в порядке кон стата­ ции самого ф акта. Д авн о и пристально сле­ дя за творчеством ведущих наших м асте­ ров слова, я зам етил непреложную законо­ мерность: как только тот или иной писатель начинает «лезть» в классики, овладевая вся­ кого рода усложненно-символическими ф ор­ мами повествования, — он тут ж е теряет многих своих читателей. Причем потеря эта не только для писателя имярек, но для всей нашей литературы , потому что всякий читатель, отвернувшийся от серьезной про­ зы. начинает потребить второсортную, р аз­ влекательную беллетристику. И я меньше всего склонен осуж дать такого читателя, винить его в отсутствии эстетического вк у ­ са, бездуховности, неразборчивости... П о­ тому что и сам я, читая нынешнюю прозу, нередко задумываю сь: почему иная книга, будучи по всем статьям произведением бесспорно талантливым, мастерски написанным, одолевается, тем не менее, с превеликим трудом, не захваты вает, не рож дает ж елания у з­ нать: а что будет дальше, как повернутся события в следующей главе и что вообще получится в итоге? Не хочу стричь нашу прозу под одну гребенку, не хочу огульно обвинять ее в некоем типологическом и зъ я­ не, — однако ж е не могу не обратить вни­ мания на одну странную закономерность. Похож е, многие наши прозаики — и опять ж е в первую очередь ведущие, признанные — забыли, что кроме описаний, рассуж де­ ний, философских глубокомыслий в худо­ жественном произведении долж но быть и повествовательное начало, долж ен быть сю­ жет. Ведь дело у нас дошло до того, что появилась не только масса прозаиков, прин­ ципиально отвергающих сюжетное повество­ вание, но и немало критиков, вполне оправ­ дывающих эту бессюжетность, тщащихся доказать, мол, сюжет, ф абула, интрига — прошедший этап в литературе, ибо наш сложный век требует прозы интеллектуаль­ ной, эссеистской, философской... Отнюдь не хочу разбивать в пух и прах эти концепции, пОтбму что кое в чем сторонники бессю­ ж етного начала в литературе правы — уж е хотя бы потому, что в своих теоретических посылах они опираются на худож ественный опыт целого ряда выдающихся мастеров слова двадцатого века. Никто, к примеру, не станет отрицать, что «Зем ля людей» Сент-Экзюпери --- одна из зам ечательней­ ших книг нашего столетия, хотя сюжета как такового в ней нет; никто не поставит под сомнение ценность и значимость абсо­ лютно бессюжетных сочинений М. П риш ­ вина. М ожно вспомнить и целый ряд книг современных наших писателей («Каплю ро­ сы» и «Письма из русского музея» В. С олоу­ хина, «Северный дневник» Ю. К азакова, «Соленый лед» В. Конецкого, «Осень в Т а­ мани» В. Лихоносова, роман-эссе «П ам ять» В. Чивилихина), которые, тож е будучи ли­ шенными сюжета, привлекли и до сих пор влекут к себе нем ало читателей. И все ж е, все же... Д ав ай те вспомним: с чего,'с каких именно книг началось наше читательское детство? Н аверное, я не ошибусь, если рискну нарисовать такую вот «кривую» развития наших читательских ин­ тересов; сказки, приключенческая классика, представленная романами М айн Рида, К у­ пера, Дюм а, Стивенсона; хрестоматийная, ш кольная классика — «Дубровский», «К а­ питанская дочка», «Т арас Бульба», «К ав­ казский пленник». Само собой разумеется, что волшебные сказки, авантюрные за р у ­ бежные романы и шедевры Пушкина, Гого­ ля, Толстого — вещи разны е д аж е в смысле их ж анровой принадлежности. Однако есть у них общ ая родственная черта: все они принадлеж ат к сюжетной литературе, в каж дом из них — цепь событий, развиваю ­ щихся порой с такой стремительностью, что дух захваты вает. И вот тут не побоюсь быть категоричным: у большинства из нас, что назы вается, в крови остается этот ж адный интерес именно к такой литературе. К ли­ тературе, которая, д аж е отвечая высоким требованиям истинной худож ественности, не забы вает об этом, с детства приобретенном интересе к сюжету, к интригующей фабуле. Глубоко убежден: прозаические произве­ дения Пушкина потому являю тся образцо­ выми, что представляю т собой совершенную гармонию — сочетание высокой худож ест­ венности, мудрой философии (все мы пом­ ним его знаменитое: «проза требует мыслей и мыслей») с мастерски выстроенным, н а­ пряженным сюжетом. Все это тож е вроде бы давно известно. Но тогда тем более не­ понятно, почему многие наши прозаики счи­ таю т ниже своего достоинства «опускаться» до сюжетного повествования, не считают нужным хотя бы мало-мальски «закрутить», выстроить интригу, «поиграть» фабулой, поводить, к ак говорится, читателя за нос. Ведь пренебрежение сюжетом — это, в сущности, пренебрежение пушкинской т р а ­ дицией, которую так чтили и так плодо­ творно развивали почти все его великие по­ следователи (вспомним, как ж ад но «набро­ сился» Гоголь на сюжеты, подаренные им Пушкиным, в результате чего родились бес­ смертные «Мертвые души» и «Ревизор»; вспомним, к ак Л ев Толстой терзался над началом «Анны Карениной», пока не на. ткнулся на ф разу «Гости съезж ались на д а ­ чу» из неоконченной пушкинской повести; вспомним, как гениально интерпретировал Достоевский сюжет «Пиковой дамы »). Это