Сибирские огни, 1988, № 6

безусловно, достоин того, чтобы о нем подробно поговорить или описать его. О днако в данны х зам етках пространно говорить об этих случаях я не хочу и не буду, поскольку предпочитаю экспрессив­ ную, контрастную фрагм ентарность — ров­ ным подробностям, на первый взгляд, слу­ чайные детали — каж ущ ейся объективно­ сти, отдельные штрихи, пунктиры — сплош ­ ной линии, законченным абрису, образу: их-то живой ум всегда долж ен довообра- зить, доф антазировать по-своему. Ведь, по словам самой Е. Стюарт, воображ енье — это «маг и чародей!» И так, я субъекти­ вен, поскольку говорю о художнике, о поэ­ те и поскольку сам принадлеж у к этому странноватом у роду-племени. И еще оговорка: никогда я не входил в круг людей, приближенных к дому поэ­ тессы, и моя творческая судьба никогда от Елизаветы Константиновны не зависела и участия в ней поэтесса не принимала, так что я, в отличие от людей, которые счаст­ ливее меня, не могу сказать, что бл агод а­ рен Елизавете Константиновне за доброе участие в моей судьбе... К сож алению — не могу, поскольку, повторяю , именно так слож илась моя судьба... Но еще с детских лет я полюбил стихи Елизаветы Константиновны , читал их вм е­ сте со своими сверстниками в голодные послевоенные годы. А позднее, уж е взрос­ лым человеком, с радостью приобретал книги ее лирики в магазинах, а еще позже — получал их в подарок от самой поэ­ тессы, подписанные ее ровным, не просто красивым, но, я бы сказал, изящным по­ черком, в котором даж е самый приверед­ ливый зн аток не обн аруж ил бы и намека на старость руки, держ авш ей перо. И я рад, что моему, в то время уж е почти взрослому, сыну Елизавета Константиновна подарила свою наиболее полную детскую книгу — «Волшебная палочка» — с тро­ гательной надписью; «Выросшему Денису от автора — Елизаветы Стюарт. Всегда люби книгу, Денис!» Мне вспоминается один из весенних дней в Новосибирске —- ясный, солнечный, веселый, про которые М. Пришвин говорил как про весну света. Я торопливо спуска­ юсь по широкой лестнице между церковью и цирком в Нарымский сквер — он рядом с моим домом на улице Сибирской и р я ­ дом с домом, в котором ж ивет Е. Стюарт на улице Нарымской. И вижу, как в самом конце аллеи стоят две женщины. И уже со средины аллеи я виж у, что это Е ли заве­ та Константиновна Стюарт, одетая в тем ­ ное зимнее пальто. А под руку ее поддер­ ж ивает дочь, Антонина Евгеньевна. Они щ урятся, потому что яркое полуденное солнце бьет им прямо в глаза. Они стоят в той части аллеи, где с одной стороны растут любимые Елизаветой К онстантинов­ ной лиственницы, а с другой стороны, под сенью разросш ейся многоствольной березы военной поры, греется на весеннем сол­ нышке молодой куст не менее люби»- поэтессой рябины. Н едалеко — еще один рябиновый куст. Чуть поодаль — разли­ чаются тонкие стреловидные ветки р аз­ растающ ейся калины. В этом месте Е ли за­ вета Константиновна, видимо, любит бы ­ вать во время цветения кустарников и особенно осенью, когда среди зелени по­ явятся красные гроздья. А сейчас ж енщ и­ ны медленно прохаж иваю тся по аллее, и снеж ок уж е ноздреватый и скользкова- тый слегка похрустывает, а они смотрят не насм отрятся на высокое, глубокое —- м еж голых лиственниц, берез и рябин — сибирское небо! Т акого неба, видимо, боль­ ше нет нигде, ибо оно очищ ается от вся­ ческих гарей и копотей сибирской тайгой, мощными тучами, что гонимы ветрами над сибирской равниной то со стороны Васю- ганья на юг, в сторону А лтая, то с восто­ ка на зап ад и обратно. Тучи все-таки вби­ рают в себя выбросы индустриальной Си­ бири. Но и тучам уж е тяж ело. Д а ж е им, набрякшим над самыми мощными в мире болотами — над Васюганьем, все труднее становится промывать когда-то абсолютно чистое сибирское небушко. А над некото­ рыми городами уж е и висят постоянные газовы е колпаки —- не могут справиться ни ветры, ни тучи. Д а и куда унесешь эту гарь? Везде ведь люди. И вот на это весеннее небо м еж голыми весенними лиственницами, березами и р я ­ бинами любуется Е лизавета К онстантинов­ на. Я знаю , что она очень больна. Она го­ ворила мне, что нехороши показания при анали зах крови. Ей сказали, что для нее будет полезной черная икра из сибирских рыб. Но за всю жизнь она не обзавелась и не хотела обзаводиться людьми, которые могут мгновенно достать все, что угодно. Ей и впрям ь «краснодеревщики не слали мебель на дом». И кру мы с товарищ ем все-таки выпросили в одном месте, — как ж е ей не быть во сверхбогатой Сибири, да еще в «неофициальной столице Си­ бири»? И вот я торопливо иду навстречу Е ли за­ вете Константиновне и ее дочери, почти бегу. Мне вспоминается в это время о т ­ нюдь не весеннее стихотворение Е. Стюарт: Я пью на всех земных пирах Лишь оттого неполным кубком. Что нет безумия в стихах. Благоразумия в поступках. Стихотворение это меня очень волнует — оно мне каж ется загадочным , оно пред­ ставляется мне стихотворением-судьбой, целым миром, в котором есть свои тучи, свое небо, свои стороны света. И я не по­ нимаю его до конца. Но я виж у, что, хотя Елизавета Константиновна и улыбается, спраш ивать у нее про это стихотворение сейчас нельзя. Л учш е в другой раз, как- нибудь попутно спросить, чтобы ей самой хотелось о нем рассказать. В ответ на мое бодрое: «Здравствуйте!» и «К ак вам дышится среди весны?» — Е лизавета Константиновна с полуулыбкой из-под своей глубокой меховой шапки, но и как будто бы с полуобидой или с полу- укором, маш ет на меня рукой; — Вот дож ивете до моего, тогда и у зн а­ ете! Бегите, бегите по своим делам . Вам же не до нас. Я прощаюсь, говорю, что позвоню по телефону. Если, конечно, можно... — А почему ж е нельзя,— отвечает за маму Антонина Евгеньевна. И я бегу в ж урнал «Сибирские огни»: у меня там пе­ чатается статья о поэзии, нужно взять корректуру, внимательно ее проверить. На ходу вспоминаю, что несколько дней назад ко мне обратилась зн аком ая — молодая, обаятельн ая ж енщина: — Вы ведь знаете Стюарт?