Сибирские огни, 1988, № 5

ка и еще чего-то такого, терпко-горького, присущего всем домам, из которых недавно вынесли покойника, особенно остро ощущался после морозного воздуха улицы. На двух столах, поставленных посреди горни­ цы впритык, уже стоял крупно нарезанный пшеничный хлеб. Ванятку, едва он появился, отправили управляться возле скотины. Петр Ефимович, крепко раскашлявшись с мороза, курил возле печки папиросу, пуская синие струи дыма в приоткрытую топку совсем так, как это делал его отец. — Из леспромхоза придут, нет ли?— с сомнением спросила Нина Ефимовна. Ей никто не ответил. — Мама, холодец мести?— спросила Людмила, больше всех суетив­ шаяся на кухне в красном ситцевом фартуке. , — Неси,— ответила Нина Ефимовна. — А ребяток когда будем кормить?— глуховатым голосом спросила Степанида Ильинична, устало опускаясь на табурет. — Пусть едят со всеми,— махнула Нина Ефимовна. — Еще чего?— услышала ее Людмила, ставившая холодец на столы. — Детей покормим отдельно. — Как знаешь,— Нина Ефимовна раскладывала по тарелкам белый отварной рис.— А только чего и.м от людей хорониться? Людмила, невысокая, ладная блондинка с шестимесячной завивкой и крепкими в икрах, но слегка коротковатыми ногами, развивать пробле­ му о воспитании детей не стала... Собрались за столом человек двенадцать. Кроме своих, были сосе­ ди, председатель рабочкома из леспромхоза и Савелий Игнашкин с Григорием Луниным— давнишние приятели покойного Ефима Петрови­ ча. Разлили по граненым стограммовым стопкам водку, подняли их, сдерживая руку от привычного движения — чокаться, молча выпили. Даже Степанида Ильинична пригубила, сощурив горестные глаза. Вя­ ло, без охоты закусили. Посидели в неловком молчании, поглядывая на портрет Сыромятина, обвитый черной лентой. — Ну что, значит, пусть будет пухом ему земля,— сказал Григорий Лунин, тяжело приподнимаясь из-за стола и коротко взглядывая на Степаниду Ильиничну.— Видимо, подошел наш срок... На этот раз стали закусывать: кто холодцом, кто подцепил квашеной капусты, огурец или ломтик привезенной из города колбасы. — Я скажу, можно?— встал председатель рабочкома Скуроцкий, че­ реп которого странно белел в комнатном полусумраке.— Сорок три года отработал Ефим Петрович Сыромятин в нашем леспромхозе. А это, товарищи, почти два трудовых стажа. За эти годы он был награжден орденом Трудового Красного Знамени, медалями, дважды избирался делегатом на Всесоюзный смотр передовиков соревнования нашей от­ расли... Я не буду задерживать ваше внимание, скажу только одно: нам уже теперь недостает Сыромятиных. За его великое трудолюбие — поз­ вольте! Теперь за столом начали разговаривать, припоминая все то доброе, что успел сделать за свою жизнь Сыромятин. А успел он, что оказалось неожиданностью для большинства, довольно много... — Жить — мучиться, а помирать не хочется,— сказал Савелий Иг­ нашкин и переступил деревянной ногой, глухо ударив металлическим наконечником в пол.— Но она нас не спрашивает... Ефим фронт прошел, две похоронки на него доставлялись, а он жить остался, перехитрил он там ее. А тут вот,— Савелий насупился, вновь ступил на свою деревяш­ ку.— Он был солдат и солдат хороьпий... Степанида Ильинична слушала и не слушала то, что говорили за столом о ее муже. Она понимала, что слова говорятся необходимые, нужные именно в эту минуту, и в то же время безмерно тяжело ей было от всех этих слов, заслоняющих от нее живого Ефима Петровича. И все припоминался он ей таким, каким провожала его в больницу: в си­ ней клетчатой рубашке, застегнутой на все пуговицы, с тремя орденски- 80