Сибирские огни, 1988, № 5

Глаза Викентия Изотовича закрылись, он плотно сжал губы, и горь­ кое выражение навсегда застыло на его лице. Часы на стене показывали без четверти двенадцать... ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ Весь день было пасмурно, с низовий тянул свежий ветер, вылизывая первые снежные струги по-над берегом, навеянные поперек реки. Охо­ лодевшие с непривычки вороны, темными, нахохлившимися наростами прилепились среди голых ветвей молодого осинника. Поглядывая на до­ ма, они изредка вскидывались на крыло и, хрипло ругаясь в морозном воздухе, вновь падали на деревья. Безликое, серое небо, без единой про­ рехи и^дыры, едва приметно глазу стекало за горизонт, а в противопо­ ложной стороне ткачи все сочиняли бесконечное это полотно. И вдруг, под вечер уже, над селом разорвало тучи — круглое большое отверстие, похожее на свежепрочнщенную прорубь, тянулось сквозь многослойные облака до ослепительно-яркой, пронзительной голубизны. Лишь несколь­ ко минут сияла над землею эта неожиданная брешь, освещая сопки, Амур, Большое озеро и тайгу лучами заходящего солнца, а затем подо­ спели расторопные ткачи и быстро заштопали прореху. И вновь тяжело придавленная земля погрузилась в молчаливое забытье, терпеливо под­ жидая грядущие сумерки... Отправив Степаниду Ильиничну с Люсей и старухами на совхозной машине домой, Ванятка и дядька его, Петр Ефимович, возвращались с кладбища. Холодный ветер пробирал до костей, но они, казалось, не замечали этого. Ванятка, забегая вперед, заглядывая дядьке в лицо, торопливо выкрикивал: — Я сам, дядя Петя, хотел с ними ехать, так не пустили. Места им в машине было жалко, что ли? А я бы, дядя Петя, того шофера там же и кончил... Честное слово — кончил бы! — Да что теперь, Ваня, не поправишь,— хрипловато пробасил Петр Ефимович, пряча в воротник шинели крупный, покрасневший от мороза нос.— Природа, так сказать, она свое берет... — Ты, дядя Петя, не видел его,— волнуясь, кричал Ванятка.— Он же еще мог сто лет прожить. Он за день до этого все по дому делал сам. А тут этот осколок... — Ничего не попишешь,— упрямо гнул свое Петр Ефимович,— судьба. — Оно, конечно, судьба,— сник Ванятка и перестал забегать вперед. Некоторое время шли молча. Миновав животноводческие фермы и первые деревенские дома, Петр Ефимович спросил: — Ты, Ваня, жениться-то будешь или нет? Ванятка опешил и с подозрением покосился на подполковничий погон своего дяди. Ему казалось большим преступлением не только говорить, но даже и думать о чем-то постороннем сейчас, когда земля над дедом еще не успела остыть и промерзнуть. Ванятка, наверное, не удержался бы и наговорил кому угодно такого... Но в нем еще слишком памятно жила солдатская робость перед погонами с большими звездочками, и потому он лишь хмуро ответил: — Буду, конечно... — Смотри,— усмехнулся дядька,— а то всех разберут. Дома уже накрывали на стол. Степанида Ильинична, опухшая от слез, не слушая возражений дочери и внучки, возилась у плиты... Все оставалось прежним, и все в этом доме было не так: горкой ле­ жали на комоде медали и ордена Сыромятина, которые без хозяина вдруг превратились в обыкновенные кругляшки из железа. С потрепан­ ного паспорта, раскрытого кем-то на первой странице, смотрел неестест­ венно напрягшийся Ефим Петрович. И только теперь стала заметна грустная озабоченность в его прямо устремленных на фотографа гла­ зах. Мрачно заглядывало в горницу зеркало над комодом, небрежно завешенное черным платком. Запах бумажных венков, сгоревшего вос