Сибирские огни, 1988, № 5

Вот как... А зачем было телефон отключать? Чтобы меня пому­ чить, да? — Что ты хочешь, Елена? В это время Луиза легко спрыгнула с подоконника, подсела к деду на постель и повернула трубку в руке Куликова к себе, не очень-то веж­ ливо крикнула в нее; — Мамочка, кончай измываться! В чем там дело?— возмутилась Елена Викентьевна. — Это Луиза. — Она все еще не наигралась? Понимаешь, меня здесь люди ждут, и ждут уже давно... Между прочим, приехал и тот советник посольства, о котором я тебе говорила. — Ничего не понимаю, Леночка, я-то тут при чем?— искренне уди­ вился Куликов. При чем?— голос дочери потемнел.— Ах, ты опять ничего не по­ нимаешь. Как это выгодно — ничего не понимать, не правда ли? И так было всегда, слышишь, всегда... — Что ты хочешь?— севшим голосом спросил Куликов. — Она хочет, чтобы ты ее благословил,— быстро прошептала внуч­ ка.— Они из-за этого за стол не могут сесть. — Понимаешь, раньше существовал один великолепный обычай,— пересилив, видимо, себя, почти спокойно заговорила Елена Викентьевна. — Ты о нем прекрасно знаешь и, может быть, даже лучше меня... С Юрием у нас была, как ты помнишь, комсомольско-молодежная свадь­ ба. Теперь же я хочу, папа, венчаться в церкви. Так многие теперь де­ лают,— поспешно добавила дочка.— А для этого мне нужно родитель­ ское благословение, то есть твое... Все-таки, она волновалась. Она еще не до конца уверовала в свое право на эту просьбу. И он понял ее волнение, нерешительность, а воз­ можно, и смущение. Нет, Куликов не стал говорить дочери о моральной стороне дела, не стал у нее спрашивать и о том, за что он воевал в гражданскую, какие принципы утверждал всю свою сознательную жизнь. Луиза, не выдержав, забрала телефон и быстро унесла в прихожую, на ходу выговаривая за что-то матери рассерженным голосом. Куликов проводил ее хрупкую фигурку благодарным взглядом. Примерно через час, в начале двенадцатого, Куликов почувствовал себя плохо. Он не мог бы сказать, даже себе объяснить, что именно у него заболело или разладилось в организме, в результате чего ему стало плохо. Просто вдруг непонятная слабость зашла изнутри, сковала по рукам-ногам, и незнакомый холодок неведомого доселе недуга, словно бы на корточках притаился в сердце. Викентий Изотович привычно потянулся за стаканом с брусничным соком и с удивлением обнаружил, что рука его и на сантиметр не по­ двинулась с одеяла. Он попробоваал повернуть голову и не смог. Луи­ за, с которой они только что разговаривали о Костеньке (в кармане его брюк Евфимия неожиданно обнаружила надвое разломанную сигарету с фильтром), удивленно взглянула на него и побледнела. — Деда, что это ты?— испуганно спросила она. — Мне плохо, Луиза,— прошептал Куликов.— Я умираю... — Что ты? Что ты?— громко вскрикнула внучка, быстро наклоняясь над ним. Но, видимо, и в самом деле что-то было такое в его лице, от чего зрачки Луизы громко расширились и она прянула в сторону, хватая со стола тюбик с валидолом и никак не попадая на него рукой. — Подожди, дочка,— через силу выдавил Куликов,— не надо... Обе­ щай мне, Луиза, обещай сейчас... Я тебя прошу... — Да, да! Что ты хочешь, родной?— Луиза с ужасом смотрела на, него. — Могилка... в Боровлянке,— уже из последних сил говорил Кули­ ков,— не забывай... Там, дочка, наши корни... Прошу тебя, прошу.„