Сибирские огни, 1988, № 5

ченька,— беззвучно шепчет пораженный Куликов,— да что же это мы .» Потом они сидят на лавочке у кладбищенских ворот, просветленные слезами и жалостью друг к другу, сидят и смотрят на деревеньку Бо- ровлянку, хорошо видную отсюда, с небольшого возвышения. Викентий Изотович тихо говорит: «Понимаешь, Луиза, это моя земля ..П онима ­ ешь? Я очень долго думал, что в стране, в которой мы с тобой живем, любая земля одинаково родная, любая земля моя... Оно так и есть, Луи- зочка. Служил я в Средней Азии, и пограничная застава была моим домом, и я никогда не чувствовал себя там чужим. Я искренне полюбил Дальний Восток, и он мне по сей день близок и дорог... Но эта земля, внученька, на которой мы с тобой сейчас стоим... Ей нет сравнения... Понимаешь? Здесь похоронено столько Куликовых, что и сама земля уже как бы один из членов нашего рода... И за эту землю, внученька, я готов пройти все сначала: гражданскую войну, голод, ранения, вновь войну и вновь ранения, но никогда и никому не отдам ее. Никогда! Нельзя, понимаешь ли, любить вообще землю, можно любить лишь тот ее уголок, который породил тебя. В этом — суть! Справедливость в этом... А уже через него, уголок этот, прямой путь к любви вообще... И как бы я хотел, внученька, чтобы эта земля стала близкой и тебе...» Он умолк, обостренным, внутренним сознанием понимая, что внучка восприняла далеко не все его слова. Что-то она, наверное, попросту не поняла из-за малости своих лет, что-то посчитала старческой блажью расчувствовавшегося деда. И тогда он сказал: «Луиза, родная, роди мне внука, вернее — правнука...» Она вскинула голову, отвела волосы в сторону, долго и внимательно посмотрела на него и тихо ответила: «Мне здесь очень нравится... Мне нравится, деда, твоя земля...» И она не обманывала его, он это понимал, он это почувствовал в ней и страшно обрадовался. Никогда не думал Куликов раньше, что так сладостно­ приятно передавать любовь к отчему краю своим потомкам. Да и как же могло быть иначе, когда и в воздухе, и в земле, и в небесах — всюду присутствовал дух Куликовых, все окрест наполняя своим тихим светом и теплом. «Спасибо,— он нащупал внучкину руку и крепко пожал.— Как бы ни было, а сейчас тебе большое спасибо от старика».— «Что ты, де­ да, какой же ты старик?— улыбнулась Луиза.— Ты же у нас генерал! На тебя еще женщины знаешь как оглядываются?» Он было глубоко вздохнул, готовый броситься в новое красноречие, чтобы увидела, поня­ ла его землю внучка, но тут же передумал и смирился: нет, так просто этого сделать было нельзя. Теперь он это хорошо понимал и нисколько не винил внучку, и так проникшуюся в первый приезд слишком многим. А поедет ли она сюда еще раз — это от него уже не зависело, ибо для этого колыбель его души должна была стать и ее колыбелью... В прихожей послышался какой-то шум, там словно бы упала вешал­ ка с одеждой или на куски развалилось трюмо. Викентий Изотович при­ слушался, скашивая глаза на часы — было ровно десять вечера. Шум в прихожей очень напоминал появление в доме Луизы, но она, как дога­ дывался Викентий Изотович, должна была находиться на материной свадьбе, или как там они еще это назвали — вечеринке, ужине. От воспоминаний о родной Боровлянке, о первой поездке туда с Луи­ зой на сердце у Куликова было мягко и грустно. Он и сам не смог бы объяснить, вспоминал ли это в реальной жизни, видел ли во сне, но так томительно-сладко, больно и горячо ему было там, возле аккуратно деревенского кладбища, что он невольно жалел о возвращении сюда, в большую, холодную квартиру, на твердо-упругую поверхность кровати. Казалось, в том тихом, утреннем свете нарождавшегося южного дня ос­ талось у Куликова все, что было еще в нем живого, чувственного, с чем пришел он к порогу родной земли, пришел с неожиданно больным и горьким сознанием вины перед нею... А вина была. И это чувство вины, настигшее его на пороге старости, было для Куликова поразительнее' всего. Четырнадцати лет, в тысяча девятьсот восемнадцатом году уйдя из дома, он ровно половину века промотался по самым разным уголкам необъятной страны, ни разу не заболел сердцем по Боровлянке. В ред