Сибирские огни, 1988, № 5
редь, прижавшая гитлеровцев к земле, а в это время из-за леса вырва лись наши кавалеристы, и немцы, спешно подбирая свои велосипеды, кинулись было наутек, но Сыромятин, вскочив на бруствер, матерясь в бога и царя, швырнул гранату и длинной очередью положил несколько фрицев... Поняв, что они спасены, Куликов сполз на дно окопа, прижимая руку к нестерпимо ноющей ране. Он еще успел разглядеть проступившую сквозь повязку кровь и потерял сознание... Уже под вечер их подобрали танкисты и ггереправили в деревеньку, где был спешно оборудован прифронтовой госпиталь. Сыромятина, перевязав, определили к легкора неным, ^а Куликова сразу же положили на операционный стол. На сле дующий день старшина пришел прощаться. «Так что, товарищ подпол ковник, не поминайте лихом — поехал я. Сопровождающим к тяжелым определили. А вам пока двигаться нельзя. Врач мне так сказал... Так что...» — «Запишите адрес мой московский,— сказал Куликов,— всегда рад буду вас видеть». — «Ну что вы, товарищ подполковник,— вдруг покраснел Сыромятин, — разве я вам ровня?» Адрес старшина записал, но так никогда им и не воспользовался. Сам Куликов, уже под Вислой, разыскал Сыромятина в прежней бригаде, где он вновь числился стар шиной батареи. И это была их последняя встреча. Позже Куликову уда лось узнать, что буквально через сутки после встречи с ним Сыромятин с группой разведчиков перебрался на правый берег Вислы, где по вспышкам засек место расположения вражеских артиллерийских, мино метных и пулеметных расчетов, нанес их на схему и переслал с одним из своих бойцов в штаб. А утром, когда началось форсирование, старшина Сыромятин приступил к осуществлению наиболее важной части задания, которое ему лично поставил командир бригады. Укрывшись в полураз рушенном сарае, находившемся в каких-нибудь двухстах метрах от пере дового края гитлеровцев, он больше часа корректировал огонь своих ба тарей. Через час корректировщиков накрыло прямым попаданием тяже лого снаряда... ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ — Викентий Изотович, вы слышите меня? Куликов не заметил, как вошел лечащий врач и остановился у его изголовья. Медленно открыв глаза, он вопросительно уставился в моло дое, здоровое лицо, на котором теперь, в угоду больному, было вопро сительно-кислое, сочувствующее выражение. Из-за спины врача робко выглядывала напуганная Евфимия. — Та-ак,— присаживаясь на стул, протянул врач, которого звали Виктор Борисович.— Как мы себя чувствуем? — Нормально,— хрипло ответил Куликов. — А это мы сейчас посмотрим... Дайте вашу правую руку. Викентий Изотович покорно наблюдал, как пеленают тугой и холод ной повязкой его нехорошо исхудавшую руку, как мнет Виктор Борисо вич сильными, загорелыми пальцами небольшую, оранжевую грушу, как смотрит он на нервно вздрагивающую под стеклом стрелку тонометра. Р1 на какую-то секунду, одно-единственное мгновение он вдруг представил себя на месте этого блещущего здоровьем майора медицинской службы. И уже глазами Виктора Борисовича с ужасом разглядел свое долгое, высохшее, бессильное тело, распростертое под едва взбугрившимся оде ялом, неопрятно-морщинистую кожу и лихорадочный блеск глубоко за павших глаз. И ничего, кроме брезгливого сочувствия и недоумения по поводу напрасного цепляния за жизнь, Викентий Изотович в самом себе не услышал. «Видимо, и в самом деле пора,— обреченно подумал Кули ков, отворачиваясь к окну, все еще серому, со светлыми дождевыми по теками.— Все устали со мной, а больще всех — я сам...» — У вас неважное давление,— поджал толстые, сочные губы Виктор Борисович, удивленно разглядывая Куликова.— По крайней мере, тако го я у вас не помню за все время наблюдений.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2