Сибирские огни, 1988, № 5

— Надо бы съездить туда,— внятно проговорил Викентий Изотович, — попроведать их всех; Володю, Дарью Семеновну... Ведь ему, Евфимия, теперь бы около пятидесяти лет было. Он бы после меня остался, а так... — Кушайте, Викентий Изотович,— встревоженно вглядываясь в него, попросила Евфимия.— Может быть, вашего врача вызвать? — Нет, не надо. — Да он сегодня по графику и сам должен объявиться. — А что, Елена больше не звонила? — глухо спросил Куликов. — Может, и звонила, да только я телефон от сети отключила,— созналась Евфимия. — Включай, пожалуйста,— попросил Викентий Изотович, странно неподвижный, с устремленным в одну точку взглядом.— Мы как-то нехорошо с нею поговорили и не попрощались даже. Включи, дорогая Фима, прошу тебя. — Сейчас включу,— испуганно глядя на него, прошептала Евфимия. — Я никому никогда не говорил, даже Капе, а тебе сейчас скажу; всю жизнь, Евфимия, с самой войны еще, я душу Вовкину рядом с со­ бою чувствую... И он, Евфимия, словно бы старше меня теперь, и все мои поступки по праву старшего судит... И я боюсь, Евфимия, что вот уйду сейчас, а как же он, дух Вовкин, с кем останется? Да и свой, Фимушка, завещать некому. Помру — и конец! Вместе с душой уйду, потому как не к кому ей прислониться будет, никто в ней не нуждается, а это, Фима,— конец! Конец роду Куликовых. — Господи, Викентий Изотович,— перепугалась Евфимия,— да вы никак бредите? Вот же беда! Выпейте вот это, выпейте! — она просунула руку ему под голову и почти силой заставила отпить из кружки...— По­ терпите, Викентий Изотович, я сейчас врача вызову. — Не надо,— вновь отказался Куликов, но Евфимия уже бежала в прихожую... И опять переключилось сознание Куликова на события минувшей войны. Вот они в том продутом теплым солнечным ветром лесочке. С надеждой и сомнением прислушиваются к надвигающемуся бою. И как распорядится ими судьба — они еще не знают. Могут через их лесочек фашисты отойти — и тогда неравный бой, короткий и обреченный. Мо­ гут и наши обходным маневром выгодную позицию занять... Лежат они в молодом березнячке, за густым кустом шиповника, вдыхая его терпко-мягкий аромат. Сыромятин, подобрав опавшие лепестки отцвет­ шего шиповника, лениво и сосредоточенно пережевывает их. «Не отра­ витесь?» — на всякий случай спрашивает Куликов. «Что вы, как можно! — оживляется старшина.— У нас из цветов шиповника варенье готовят. Хорошо желудок закрепляет, болезни печени сдерживает. А ягоды, товарищ подполковник, плоды которые, силы придают. Жаль, что не приспела их пора». Сыромятин вздыхает и вновь жует лепестки, а Кули­ ков в который уже^раз поражается его неистребимой обстоятельности и завидному спокойствию, в котором чудилось ему даже что-то домаш­ нее, деревенское, почти забытое за многие годы им самим. И даже этот голод Сыромятина удивляет его: кроме жжения в груди сам он более ничего не ощущает. От чего Куликов не отказался бы, так это от полно­ го стакана кисленького морса... В это время совсем близко разорвался тяжелый снаряд, за ним второй и третий. Противно заныли осколки, срезая ветви у берез, по спине ударили комья земли. От пыли и терпкого запаха тротила стало тяжело дышать. — Наши бьют,— приподнимая голову, сказал Сыромятин, выгребая землю из-за воротника гимнастерки. — Вы что же, свои осколки на слух определяете? — не без сарказма усмехнулся Куликов. — Не знаю, как и объяснить — на слух ли, запах, но наш тяжелый снаряд от немецкого всегда определяю. Он и летит по-нашему, и землю рвет на особняк,— серьезно ответил старшина.— И еще скажу, что надо