Сибирские огни, 1988, № 5

Семеновна оказалась права, витал над землею белой бабочкой-мотыль- ком, слышался в птичьих голосах, отражался в невесомо-легких светлых облаках, медленно ползущих над головою. Тихо плакала Капитолина Егоровна, и Куликов молча пожимал ее руку, непривычно крепкую, с твердыми и шершавыми нашлепками мозолей. — Прости, Володька,— белыми губами прошептал Викентий Изото- внч, прося прощения не только у сына, но и у всех тех ребят, которые прямо из детства шагнули в небытие. Он знал, что виноват за это перед ними...— Прости, сынок. Лена глухо давилась рыданиями, пряча от отца некрасиво вспухшее, покрасневшее лицо. Когда миновали редкий перелесок и вышли к мосту, Лена, по-взрос- лому державшая отца под руку, сбежала к воде и умылась из ладони. Капа, угадав его мысли, сказала: — Совсем она взрослая у нас, хотя по годам — еще ребенок. — Это время заставляет их раньше взрослеть,— грустно ответил Куликов и неожиданно добавил: — Время и мы, не сумевшие уберечь их от войны. — Береги себя там !— вдруг страстно попросила Капа.— Умоляю тебя — береги! — Я буду писать вам,— пообещал лишь Куликов.— Как можно чаще буду писать. — Леночка! — крикнула Капа.— Иди попрощаться с отцом. И вдруг заплакала и упала ему на грудь, до конца осмыслив, что именно сейчас, сию минуту, он уйдет. — Папа, приезжай к нам скорее,— серьезно попросила Лена, целуя в щеку и взросло глядя на него большими, печальными глазами. И он никому бы не поверил, что грусть когда-нибудь покинет ее глаза. Сапоги гулко стучали по дощатому настилу моста. Он переходил на другую сторону реки, плечами чувствуя взгляд дорогих его сердцу лю­ дей. Он переходил через мост, как через некий рубеж, разделяющий его жизнь; до этой встречи с родными и после нее. Ступив с моста на землю, оглянулся и взмахнул рукой. — Папа! До-ро-гой! — кричала на той стороне моста дочка, и в го­ лосе ее были слезы. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ — Викентий Изотович, выпейте сок,— Евфимия протягивала ему вы­ сокий стакан с виноградным соком. — Не хочется,— Куликов отвернулся. — Надо выпить,— твердо сказала Евфимия. — Ну, коль надо,— уныло согласился он, подтягиваясь на локтях, сквозь волевое усилие ощущая вес своего усохшего тела. — Обязательно надо... А минут через десять будете обедать. — Нет у меня аппетита, дорогая, не хочу я есть,— медленными глот­ ками отпивая сок, одними губами вышептал Куликов, искоса разгляды­ вая бледно-мучное лицо Евфимии. — Нету — так будет,— решительно заявила женщина, наблюдая, как неохотно, через силу он пьет.— Я ваш любимый гороховый суп сварила, со свининой, и паровые котлеты с гречкой. Как же вам не покушать? — Любимый у меня теперь, Евфимия, только покой,— отдавая ста­ кан, проворчал Куликов.— Все остальное — в прошлом. — Это вы себя так настраиваете, Викентий Изотович. Одни фантазии это и больше ничего. А вот как я принесу вам чашку супа, да со свиными ребрышками, вы и поймете сразу, что есть хотите. — Хорошо, неси,— вздохнул Куликов.— Ты ведь все равно не успо­ коишься, пока не принесешь. — Не успокоюсь, Викентий Изотович, это верно... Евфимия Селиверстова была той самой дальней родственницей, у которой провела Капа все годы эвакуации. И хоть была она на четыре года младше Капитолины, а приходилась ей теткой, чему в свое время 57