Сибирские огни, 1988, № 5

словно бы это уже не Володька, шестилетний сынишка, говорил, а кто-то другой,^ с тайной метой и трагическим предназначением во всей щуп­ ленькой, детской фигурке... Словно бы уже тогда сынищка свой земной предел ощущал, а он, Куликов, ничего этого не почувствовал и особого внимания, особого отношения к кровинке своей не проявил. И теперь — необыкновенно острое чувство запоздалой вины, боль и неутешное соз­ нание, что уже никогда вину эту искупить невозможно и ошибку свою исправить^— нельзя. Что это крохотное существо, названное от рождения Володькой, ушло куда-то в иную жизнь, ушло безвозвратно, среди голо­ да, человеческой ненависти и обвального грохота войны. Ушло это род­ ное существо так больно, неизбывно тяжело, словно бы вышагнуло из сердца самого Куликова, оставив после себя ноющую рану, залечить которую нет земных средств... — И мой вам добрый совет, Викентий Изотович,— говорила Дарья Семеновна, правя лошадей на шаткий деревянный мосток через речуш­ ку,— оставьте вы ее пока здесь, не трогайте с места. Она уже привыкла тут и что для важного дела нужна — хорошо знает. А в Москву вы ее привезете да и оставите, так ведь? Ну вот... А здесь она будет и при деле, и при Володе вашем... Я понимаю так, что умер-то он еще не весь. Его душа еще живет над землею, и Капа, душу эту, чувствует. А как же, Викентий Изотович, и вы, бог даст, душу эту нынче встретите... Куликов удивился и внимательно посмотрел на Дарью Семеновну. — Да нет, Викентий Изотович,— усмехнулась она,— в бога я не ве­ рю. Какой уж тут бог, если такое творится. Это какое каменное сердце надо иметь, чтобы до этакой страсти людишек допустить? А вот душа человеческая, на мое понятие, существует и промеж нас и после смерти еще живет. И память нашу тревожит, и в трудную минуту ободрение нам дает. А как же иначе? Иначе нельзя... Мой-то Федор, скоро год, как погиб, а душа его все еще при мне. Заплачу иной раз — утешит, силы кончаются на беды и невзгоды смотреть — поможет, сердцу от горя очерстветь — не дает. И так вот у каждой вдовой бабенки, а иначе нам бы не сдюжить, всю работу, свою и мужицкую, не поднять... Вот мы и приехали, товарищ подполковник. Во-он, домик Селиверстовых, срод­ ственников ваших, под высокой крышей который. Будет время — в прав­ ление к нам заходите. — Спасибо,— Куликов спрыгнул на землю, перекинул за спину сол­ датский вещмешок и медленно пошел к указанному дому. На всю жизнь запомнил он именно в этот момент вошедший в него просторный запах степей, который наносил с северо-востока легкий ветерок, и с которым навсегда потом было связано сознание горькое и больное — нет больше Володьки... — А вон и ваша Леночка бежит,— услышал он за спиной голос председателя, оглянулся и увидел бегущую через улицу девушку. В двух шагах от него она резко остановилась, прижала руки к груди и так стоя­ ла, вопросительно разглядывая его. И Куликов, ошарашенный неожи­ данной взрослостью дочери, вдруг разглядел каждую ее черточку, близ­ кую и родную и лишь слегка измененную возрастом. И он начал неловко разворачиваться к ней, а она в это время пронзительно вскрикнула «Папка!» и бросилась ему на шею... Через два дня Куликов уезжал. Вернее будет сказать — уходил. В колхозе началась посевная, и просить лошадь до станции он не захотел. Был солнечный и очень теплый день. Над пашнями струились легкие дымки испарений, вдоль жирно-черных борозд важно вышагивали грачи, изредка вскидывая долгоклювые головы. Всюду — в воздухе, на земле, в ветвях редких тополей, под крышами и на проводах — звенели птичьи голоса. От их радостного, неумолчного шума как-то просторно и светло проглядывались дали... В последний раз постояли все вместе над свежим холмиком земли, под которым покоился прах сына Викентия Изотовича. А дух его, Дарья 56