Сибирские огни, 1988, № 5

чут... Переселенцев-то к ним понатолкалн, считай, в каждой хате живут, а толку тоже одни бабы с ребятишками. А в райкоме партии нас по головам считают и давят: мол, людей у вас много, а работы даете мало... Женщина говорила и говорила о своих бедах и заботах, которые хочешь не хочешь, а приходилось ей, обыкновенной деревенской бабе, тащить на своих плечах. Председатель, хороший был мужик, пятитысяч­ ник, убит под Курском. Своего мужика еще в Подмосковье потеряла. Сразу одиннадцать мужиков Сталинград взял, трое в Севастополе сги­ нули, да еще трое — без вести пропали. Когда выдалась пауза, Куликов не утерпел, спросил: — Ну, а как там мои поживают? Ребятишки как? Дарья Семеновна завозилась в ходке, выдернула из-за голенища кнут и хлестнула резво бегущего чалого мерина. Потом, как показалось Куликову, недовольно сказала: — А что, живут, как все... Им легче против других эвакуированных — к родне попали. Чего не жить-то? — Ребятишки выросли? Я ведь их два года не видел... Ну так сейчас увидите, немного уже осталось. Вон тот колок ми­ нем — и нашу Камышенку видно будет. Всего-то от райцентра восемнад­ цать верст. Когда сухо, тепло, можно и пешочком с удовольствием прой­ тись, а когда вот так развезет...— Женщина вдруг резко оборвала себя, повернула к побледневшему Куликову круглое, красивое лицо и горест­ но спросила:— Да что же это я, господи? Разве такое скроешь? Помер ваш сынок, Викентий Изотович, две недели назад схоронили... Он даже и слова в ответ не промолвил, лишь до боли стиснул зубы, с испуганным недоверием глядя в лицо Дарьи Семеновны. Они на озеро пошли, ребятишки,— торопливо рассказывала жен­ щина.— Завсегда весною ходят ватагой. А сверху, по льду, уже вода стала появляться. Днем вода, а ночью приморозит — тонкий ледок. Вот ваш Володька в прорубь и провалился. Оно бы, может, и ничего, да пока он выбирался из проруби — валеночки потерял. Мокрый, босой, домой по снегу побежал, ну и, понятно, простудился. Двухстороннее воспале­ ние легких у него. А тут речка вскрылась, мосток снесла, в район не выбраться. Травками, таблетками поили — не помогло... В пять дней сго­ рел мальчонка. Потом уж и Капитолину Егоровну пришлось нам спа­ сать. Не в себе была. Если бы не Леночка, не знаю... А тут письмо ваше из госпиталя. Шибко оно ей помогло... Так что, товарищ подполковник, такие дела. Горе, как видите, оно не только по фронту ходит, его и здесь хватает. Зябко стало Куликову, холодно под шинелью, одиноко в мире. Все показалось пустым и ненужным, ибо в одно мгновение рухнули надежды и мечты, связанные с сыном, в которого вложена была немалая часть самого Куликова, возможно, лучшая его часть, самая светлая и чистая, и, вдруг, ее надо было отрывать от себя — с мясом, кровью... Куликов не сдержался, низко и глухо застонал, жмуря застывшие от горя глаза и до боли вдавливаясь позвонком в ребристую стенку ходка... — У нас еще ничего, колхоз крепкий, потому как председатель умный был, на своем настоять умел,— смутно, издалека доносился голос Дарьи Семеновны.— А в других-то селах от голода помирали, а всего чаще — животами детишки исходили. Оголодают, а потом абы чего набузуются, и готово дело. Так-то одна мать, это уже в соседнем районе, сразу троих схоронила. Каково! Он, проклятый фашист, не только на фронте лютует, он и сюда добрался, и дальше еще уьпел, аж до края земли нашей..! Везде горе от него, Викентий Изотович, по всей земле. И только одна надежда у нас, что добьете вы гада, удавите окаянного изувера, столько беды для нас ни за что сотворившего. Только этим и живем, товарищ подполковник, силы находим... Слушал и не слушал Викентий Изотович Дарью Семеновну. Слова вроде бы и пробивались к его сознанию, а перед глазами неотступно удивленное Володькино лицо стояло: «Смотрите, птички дерутся». И