Сибирские огни, 1988, № 5

— Прячешься от меня, Ефимушка?— с упреком спросила Степанида Ильинична.— А того не понимаешь, что коль за жизнь юлить не научил­ ся, то теперь-то откуда в тебе эта наука возьмется?— Она помолчала, внимательная и строгая, в опушке из золотистых волос, подсвеченных через окно солнцем.— Я, Ефимушка, твою кровь из кухни учуяла, а ты все прячешься от меня,— горестно повторила она.— Всю-то жизнь меч­ тала я, как бы хорошо вместе уйти, разом, никому и дня не уступив... А что, Петрович? Дети выросли, внуки уже поднялись, чего нам еще тут-то надо? Что надо было — сделали, а и чего не сделали, теперь не наверстаешь... Жалко только — внуки наши, Ефимушка, несуразно как- то живут... Людмила без мужа осталась, зато свой характер выдержала. А кому он нужен, характер ее, гос-споди? Вот теперь и живет со своим характером заместо мужа. Да кабы одна — ладно. А ребятишки-то при ней, они за что страдают? Они-то почто ее соломенное вдовство делят?— Горестные морщинки сошлись в уголках глаз Степаниды Ильиничны, рот скорбно поджался, и вся она, огрузшая в ревматизме без движений, уставшая от своего тяжелого тела, была до боли близка и понятна Сыромятину.— А вот помрем мы, Петрович, почто бы ей к своим корням, к истокам своим не вернуться? Дом есть, огород, сад какой-никакой. Живи себе и радуйся, детей вблизи от матушки землицы к жизни подни­ май, чем там-то в малосемейной, от тесноты да духоты околевать.— Сте­ панида Ильинична глубоко вздохнула и уронила горестно: — А ведь не поедет Людмилка, не схочет она обратно в деревню. И с такой болью она это сказала, так безнадежно подняла и опусти­ ла руку, глядя куда-то в угол, за печь, что Сыромятину не по себе ста­ ло. Обвел он горницу взглядом и впервые жестко подумал; дом-то ведь с нами помрет. Отродясь такого на Руси не было, а теперь будет — не­ кому после нас родовое гнездо блюсти, землю обрабатывать, над вели­ кой рекою хозяйствовать. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Трубка телефонного аппарата еще была теплой, и Викентий Изотович понял, что Евфимия довольно долго разговаривала с дочерью. Он было решил, что она не выдержала и рассказала о ночном происшествии, но на его вопросительный взгляд Евфимия отрицательно покачала го­ ловой. — Папа, здравствуй, дорогой!— дочка всегда звала его так, на фран­ цузский манер — с ударением на последнем слоге. — Здравствуй, Леночка,— обрадованно ответил он, узнавая знако­ мые нотки родного голоса. — Как ты себя чувствуешь? — Знаешь,— приободрился Куликов,— довольно сносно... В больни­ це меня, Леночка, безо всяких сомнений одними уколами на тот свет уже отправили бы. — Вот новости,— сказала дочка. — Я, разумеется, шучу,— поспешно заверил ее Викентий Изотович. — А как то лекарство, которое я тебе через Луизу передала? — Замечательно помогает мне,— Куликов покосился на ярко разу­ крашенный флакончик, который он пока что так и не открывал. — Еще бы!— воскликнула дочка.— Я его через болгарское посольст­ во доставала. Кстати, мне там обещали одну умопомрачительную но­ винку. Говорят, мертвых поднимает. Я тебе потом подошлю. — Спасибо,— грустно ответил Куликов. — Ну, что ты, папа, это мой долг. Кстати, Луиза тебе ничего не го­ ворила? — О чем? — Понимаешь, папа, я замуж выхожу... — Как же — говорила,— попытался порадоваться этому событию Викентий Изотович.— Я тебя поздравляю.