Сибирские огни, 1988, № 5

по всей деревне, неуютно прилепившейся к каменистому правобережно­ му взгорью... В девках Степанида неприметная была, тихая, о ней слова никто лишнего не сказал, потому как не замечали ее. И он. Ефимка Сыромя­ тин, не замечал, хотя и вырос через улицу от Степаниды Головкиной. Потом как-то, перед самой путиной, играли ребята с девчатами возле избы-читальни в ручеек... Степа, пробежав почти всех, его выбрала. Ну, мало ли кто кого выбирает, на то игра затевается. Но он вдруг почув­ ствовал, как вздрагивает от напряжения в его пальцах ее горячая рука, и ему самому неспокойно подле девушки стало. Глянул на нее, а она глазами в сторону убегает и вдруг закраснелась вся. Потом, уже до самой темени. Ефимка нет-нет да взглянет украдкой на Степу Головки­ ну. И как взглянет на нее, так сердце собственное и почувствует. А про- вожать-таки пошел Гоньку Русакову. Провожались, как всегда, до по­ луночи, сидя у Гоньки под оградкой палисадника. Слушали гармошку на другом конце села, гусиное бормотание на озере, смотрели в небо, где звезд было дополна и больше, изредка переговаривались. Гонька, почитай, первая красавица на селе, всеми мужицкими глазами обласкан­ ная. У Ефимки и гордость на душе от этого, и одновременно неудобство какое-то. Словно бы на глазах у сельчан вывел он из конюшни жеребца племенного, а вспрыгнуть на него боится. Потом они с Гонькой целова­ лись. От поцелуев Гонька тяжелела, обваливалась на руки Ефимке, но глаза держала всегда открытыми, чем и злила его. А в этот раз и Ефим­ ка глаза не спрятал, смотрел и смотрел на высокий, белый Гонькин лоб. Смотрел и досмотрелся: неожиданно встало перед ним кругленькое, ти­ хое Степино лицо. Гонька как почувствовала чего — прянула из его рук, голову высокомерно вскинула и медленно к своей калитке пошла. А он догонять и останавливать не стал... И в первый раз не своим проулком домой направился, а к избе Головкиных повернул. Постоял против окон, в их темную немоту позаглядывал, повздыхал о чем-то, раскуривая са­ мокрутку домашнего самосада... Потом путина началась. Гут уж не до игр и не до вечерок ^— успевай только рыбу принимать да в рыбцехах обрабатывать. И вот здесь, в холодном посолочном цеху, ворочая огром­ ные бочки, перебрасывая к ним лед и соль. Ефимка окончательно утвер­ дился в том, что Степа не дает ему покоя. Он еще только к рыбобазе подходит, а уже думает, видит она его или нет из своего разделочного цеха. Выдастся свободная минута, и он наверху, на пирсе, поближе к разделочному: авось Степа промелькнет. Подоььдет плашкоут с рыбой, Ефимка вроде бы на него залюбуется, а сам выглядывает невысокую, ладную фигурку Степы среди женщин, вставших с ножами в очередь к точильщику. И только один раз случай ему помог: отправил бригадир из икорного цеха бочки выкатывать. А Степу эти бочки маркировать заставили. Вот они и сошлись нос к носу. Ефимка, сам по себе, не из робкого десятка был, на язык не обижался, а тут... Хочет шутку сказать, такая ерунда получается, что самому стыдно, глазами бы Степу ожечь — глаза на нее не поднимаются. Только то и мог, что бочки чуть в щепки не порасшибал. «Вы бы потише с бочками, Ефим Петрович»,— тихо этак она ему сказала. И вот только она заговорила — с Ефимки вся неумь и спала. Радостно ему стало, легко, ног под собою не всчуял. «Выдь, Степа, сегодня на улку,— попросил он ее,— я тебя ждать буду». Степа отверну­ лась, а потом маркером по бочке как ахнет — впору Ефимке просить ее поостеречься. «А зачем это?»— выдохнула она. «Дак это, поговорить надо и вообще...» «А Тоня вам что на это скажет?»— спросила и от­ вернулась, вроде бы вся в безразличии к тому, что он ей на это ответит. «А что она может сказать?— удивился Ефимка.— Я к ней арканом не привязан. Она мне кто?» «Нехорошо получается,— выпорхнули колючие слова,— от одной да к другой... Ни мне чести, ни вам...» «Степа!— уди­ вился он.— Да ведь я ей не жених, и словом мы никаким не связаны, хоть у нее спроси». «А на деревне другое думают,— потупилась перед