Сибирские огни, 1988, № 5
— А что толку говорить, товарищ подполковник, в санчасть ведь не отправите? — Не отправлю,— усмехнулся горькой шутке Куликов. — Я на минутку... отдохну,— сказал Сыромятин, не в силах поднять на подполковника глаз.— Потом все вам доложу. И еще успел услышать, как Куликов ответил ему: — Отдыхайте, старшина... Проснулся он часа через полтора, хотя ему показалось, что и минуты не спал. Проснулся бодрым, посвежевшим, с желанием — жить. И сразу почувствовал голод такой силы, что не удержался, сказал мечтательно: — Эх, картохи бы чугунок да хлебца аржаного с луковкой. — Товарищ старшина, я должен вам сказать... Даже голод моментально слетел с Сыромятина, до того странно и необычно прозвучал голос подполковника. Ефим Петрович вскинулся с земли и настороженно уставился в его переносицу, ожидая бог весть чего. — Вернее,— продолжал Куликов, твердо и неотрывно глядя на Сы ромятина,—.^я должен просить у вас прощения и прошу его — простите! В первый момент Ефим Петрович решил, что у подполковника го рячка, до того странно и неправдоподобно прозвучало то, что он сказал. Но тут же он понял, что ошибся: Куликов смотрел на него пристально и серьезно, видимо, ожидая ответа. — За что вы прощения-то просите, товарищ подполковник?— нако нец, ответил Сыромятин. — За то, товарищ старшина, что дважды не поверил вам, дважды унизил вас как солдата подозрением.— Куликов умолк и отвернулся.— Первый случай вы знаете... Второй... Стоило вам уйти в деревню, как, примерно через час, слышу я немецкие голоса. Негромко так говорят и совсем рядом... Понимаете? И я решил, что это вы их сюда ведете. Решил, товарищ старшина,— твердо, жестко говорил подполковник,— первой пулей вас положить, а потом уже и о своей смерти позаботить ся... Вот именно за это и простите, Сыромятин... И черт же дернул Ефима Петровича за язык, сподобил его не удер жаться и спросить у раненого и виноватого человека: — А ну, товарищ подполковник, как в третий раз случай выпадет — что вы в третнй-то раз обо мне подумаете? Спросил Сыромятин и сам напугался своего вопроса, добро бы, обыкновенный подполковник рядом с ним находился, а то ведь из таких войск, где сами спрашивать любят, а за вопросы туда могут отправить, где и Макар своих телят не пас. Но Куликов, немного помедлив, сказал: — Вы вправе были так ответить... Тут уж Ефиму Петровичу совсем не по себе стало от своей дурости, и он поспешил загладить вину: — Да я это так, товарищ подполковник, с языка сорвалось у дурака. Вы не обращайте внимания... Да и забудем лучше про все это. Было — прошло, да и ладно... Вот если бы, скажем, сейчас осьмушку хлеба, то и дальше жить можно было бы,— вновь ощутил голод Сыромятин и вдруг вспомнил: — Так, товарищ подполковник, чем дело-то кончилось? — Прошли они мимо меня вон возле того куста,— показал Куликов, — Я даже запах их ощутил. Видимо, разведчики, на нашу сторону хо дили или тоже от своих отбились... Но смело шли, разговаривали, так что... Помолчали. Сыромятин только теперь разглядел осунувшееся, нехо рошего землистого цвета, лицо подполковника, густо затянутое суточ ной щетиной. — Ну, а у вас как?— спросил Куликов безо всякого интереса.— Нем цы в деревне? — Немцы,— вздохнув, ответил Ефим Петрович.— Рожи у них — за три дня босиком не обежишь. — Вы что же, их так близко видели? — Ближе некуда.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2