Сибирские огни, 1988, № 5

пошел к форточке. Сдвинув штору, он прислонился горячим лбом к прохладному стеклу и тут же увидел возле парадного внучку и Сережу Бортникова. Они сидели на скамейке и курили. Сережа — в кожаном пальто, блестящем в свете уличного фонаря, Луиза в коричневой болонь- евой куртке с капюшоном. Они сидели очень близко друг от друга, и когда Луиза сильно затягивалась сигаретой, освещалось не только ее лицо, но и правая щека Сережи Бортникова, спрятавшего тяжелый под­ бородок в пальто. Мокро серел асфальт, с шипением проносились редкие машины, разбрызгивая холодную и, как показалось Куликову, тяжелую воду из небольших луж. И от всего этого стало вдруг на душе у Викен­ тия Изотовича так тревожно, так нехорошо стало, что он поспешно по­ тянулся к форточке, толкнул ее от себя, боясь только одного, что не успеет дойти до постели, упадет здесь, перепугав Евфимию... «Что, что у них на душе и за душой?— тревожно думал он, уже лежа в постели с выключенной настольной лампой.— Чем они живут? Чему поклоняются? Внучка вон... Росла такой развитой, сообразительной... В пять лет уже играла с ним в шахматы. И пусть шутя они играли, но ведь все фигуры знала. В десять лет стихи писала, и, наверное, непло­ хие, если их в «Пионерской правде» печатали. Юнкором у них была. А потом — куда что подевалось. Уже на втором курсе университета за­ муж вышла. Костик родился — чуть было учебу не бросила. Только Ев­ фимия и спасла от этого шага, взяв заботы о младенце на себя. А у Лу­ изы даже своего молока для ребенка не оказалось. Искусственником вырос... И компания эта — что за компания? Зачем она ей нужна?» Постепенно Куликов погружался в забытье, и мысли его были все непонятней и отрывочней, а вскоре он уже видел себя в Коломенском, куда поехали они вместе с Капой и шестилетним сыном Володей. А это был июнь тысяча девятьсот сорок первого. Самый канун войны. Не прошло еще и года, как его, майора Куликова, перевели с Дальнего Востока поближе к «театру возможных военных действий». И Викентий Изотович, на свежий взгляд и нюх, как любил сам выразиться, хорошо почувствовал этот возможный театр, и даже не возможный уже, а не­ сущийся на страну с упорной неотвратимостью... И вот они в Коломенском, на высоком берегу. Теплый, приветливый день, один из тех, какие после войны Викентий Изотович уже не помнил. Глубокая синева небес, игрушечные белые облака, между которыми час­ тенько проносятся самолеты, выделывающие порой такие чудеса, что отдыхающие люди задирают голову и, затаив дыхание, следят за слож­ ными фигурами и отчаянными трюками учебно-тренировочных полетов. Ровный, вкусный ветер с полей... Белый дым над дальней опушкой леса: рабочие проводили санитарную рубку леса и теперь сжигали порубоч­ ные остатки. — А помнишь,— говорит Капа,— ты мне пиво принес? Полную круж­ ку. Я первый раз попробовала и чуть не отравилась. — Это было возле Новодевичьего монастыря. — Да. Двенадцать лет назад... И мы еще были неженаты. — Разве мы когда-то были неженаты?— шутливо удивляется Викен­ тий Изотович. — Смотрите, птички дерутся,— сказал Володя, удивленно разгляды­ вая голубей. — Они не дерутся,— смущенно ответила Капа и потянула сына за руку. В воздухе плыли разноцветные шары. Играл духовой оркестр. И под бравурную музыку оркестра они решили, что Капа останется пока в Москве: Капа с Леной и шестилетний Володя, сосредоточенно разгляды­ вавший ползущего через тропинку жирного дождевого червя... — Мой милый, мой дорогой генерал,— он ощутил прикосновение го­ рячих губ и очнулся.— Ты еще не спишь? — Черт возьми совсем!— вырвалось у него. — Гроссфатер!— изумилась Луиза.— Да ты просто молодец... А я ка­ яться пришла — больше не буду. Прости, ага?