Сибирские огни, 1988, № 5

когда Сыромятин отказался во второй раз ложиться под нож. А и как было лечь, если чувствовал он себя уже хорошо, и светила ему досроч­ ная выписка по случаю наплыва раненых из-под Сталинграда. А в таком случае могли и домой на поправку отпустить. Правда, тут Ефим Петрович просчитался — не отпустили. Просто перевели в другой госпи­ таль, где и врачей-то вовсе не было: заворачивали всеми делами мед­ сестры под руководством старшины-фельдшера. Ну да это разговор отдельный, а тогда-то ему госпитальный хирург сказал: «Осколочек у вас в легком застрял. Надо бы его нам извлечь». «А чего сразу-то не вытя­ нули?»— с обидой спросил Ефим Петрович. «Нельзя было,— серьезно от­ ветил хирург.— Вы могли после разреза пополам развалиться. Видите, какой у вас шов на груди, а надо было еще сантиметров десять вдоль ребер надрезать».— «Ну и что? Заодно бы...» — «Много крови вы поте­ ряли, ослабли, так что...» «А теперь не буду я под нож ложиться,— упря­ мо сказал Ефим Петрович,— и даже не просите».— «Мне-то что,— ус­ мехнулся хирург, маленький, усатый, с большими, выпуклыми глаза­ ми,— да только осколочек этот всю жизнь при вас будет». «И что же?»— насторожился Сыромятин. «Да ничего особенного: однажды возьмет он и сдвинется, и перережет острым краем кровенос­ ный сосуд... Понимаете? Это может случиться и через год, и через десять лет... В общем, подумайте еще — время терпит». Десять лет ему пока­ зались тогда целой жизнью, дальше, думалось ему, помирать уже будет не страшно. Прожить бы десять лет, а там нечего и бога гневить... И вот, сорок один год прошел с того дня — срок немалый. Ему уже — семьдесят три годочка, и все это время осколок терпел, а Ефим Петрович о нем помнил. Бывало, ворохнется острая боль под правой лопаткой, подержит немного и сгинет. А вот как теперь — случилось впервые... — Ну, папа, я побежала,— заглянула к нему Нина Ефимовна.— Маму уложила, в комнате прибрала, а теперь и дома надо управиться. — Повезло тебе, Нинка, на два-то дома разрываться,— глухо сказал Ефим Петрович. — Чего это? — сразу же спружинила голосом Нина Ефимовна.— Ты о чем говоришь-то, папа? — Да о том, что не успеешь ты дома управиться, как вновь на дойку надо бежать,— отвел глаза Сыромятин. Нина Ефимовна прошла вперед и присела напротив отца. — А как же иначе, папа? — мягко спросила она.— Раз так приклю­ чилось— кто виноват? Даст бог, женим Ванятку, паразита, и пусть они там живут, а я к вам насовсем переберусь. — Похоже, его невеста еще не родилась,— усмехнулся Ефим Петро­ вич, старательно пряча от дочери свою нечаянную боль. — Ничего, папа, найдется и на него боевая, вмиг окрутит, оглянуться не успеет. Он ведь только с вида боевой да бедовой... — Это так, конечно,— не очень уверенно согласился Сыромятин и поторопил дочку: — Ступай, Нина, а то и впрямь не успеешь. — И то верно — побегу. Когда Нина Ефимовна ушла и стихли ее скрипящие по морозу шаги. Сыромятин отвалился от окна — пора было подбрасывать дрова в топ­ ку, кормить скотину и птицу, двор мести, дорожку от калитки прочи­ стить. И на все это нужны были ему две руки, а вот одна, правая, не хо­ тела работать, и сильничать ее он боялся. Теперь, через столько-то лет, он хорошо видел и представлял, как лежит этот острый, треугольный осколок у него в легком и только ждет подходящего случая, чтобы сдви­ нуться с места и острой гранью надрезать кровеносный сосуд... И ведь сколько раз собирался лечь в районную больницу — не собрался. А теперь вот, когда беда настигла, и кажется, в самый неподходящий мо­ мент, поздно уже каяться и клясть себя. Впрочем, Сыромятин еще на­ деялся, что отпустит, полегчает ему через час-другой, а там, глядишь, и еще сколько-то времени он протянет, а там... Почти всю работу одолел Ефим Петрович, наскоро приспосабливаясь левой рукой. Осталось ему лишь снег расчистить — тропку к дороге про