Сибирские огни, 1988, № 5

Затем мне в библиотеке СО АН СССР нашли другую книгу. Автор тоже болгарин, Куйо М. Куйев, название «Азбучната мо­ литва в славенските литературе» (Издание болгарской Академии наук, институт лите­ ратуры, София, 1974). Выяснилось следую­ щее: по принципу акростиха была создана азбучная молитва, относящаяся к разряду стихотворений. Один из 38 приведенных в книге списков молитвы называется так: «Молитва святого Константина Мудрого Философа, сложенная азбукою». Чтобы чи­ тающие имели о ней представление, приве­ ду лишь одну строчку — на букву «3 »: «Земля есть мати всем живущим на ней». Стала вырисовываться своеобразная три­ ада: азбука — азбучные истины — азбуч­ ная молитва. Возможно, азбука первоначально и за­ учивалась так — построчно, «поистинно»: так ведь легче, особенно на слух. (Вспом­ ним, как сами в школе, в начальных клас­ сах, заучивали падежи: Иван Родил Девчон­ ку — Велел Тащить Пеленку). Это устно. А письменному учению издавна помогали так называемые «азбуковники», русские ру­ кописные толковые словари (как бы сбор­ ники упражнений XIII и более поздних ве­ ков) — со словами, терминами и текстами (порой весьма любопытными), размещенны­ ми в алфавитном порядке. Следующее предположение: наверняка «азбучные истины» были известны и в кон­ це IX века, и последующим книжникам, о б ­ разованным людям. Потом — за великими катастрофами — они, когда-то живые, за­ былись. Осталась оболочка, скорлупа букв, да расхожее словосочетание «азбучные ис­ тины», которое толкуем мы ныне как «хор о­ шо известно, неоспоримо», не подозревая даже — ЧТО ИМЕННО не пытаемся оспо­ рить. Забылись — но не умерли! Еще одно предположение, прямо вытека­ ющее из предыдущего: надо полагать, что и автор «Слова о полку Игореве», живший в XII веке, умел «читать» азбучные истины- заветы и, наверное, следовал им. И, возмож ­ но, не только гражданский пафос его пита­ ла азбука («О покой рцы»), но обогащала и поэтику. Академик Д. С. Лихачев пишет: ...«Слово» потому сохраняет для нас всю силу своего обаяния, что автор его не за­ нимался «изобретательством» собственных поэтических средств, а брал их из неисчер­ паемой и прочной сокровищницы народной русской поэзии и русской речи, используя их в своем произведении с необыкновенным изяществом и тонким чувством меры». (Бессмертное произведение древнерусской литературы «Слово о полку Игореве» в ил­ люстрациях и документах. Л., 1958 г.). Да, не на пустом месте рождалось «Сло­ во». Была устная русская поэзия и русская речь. И была азбука. Не от ее ли сплетения слов в истины, в том числе, идет знаменитая «вязь» «Слова»? Примерно таким образом мы рассуждали, и спорили, с заразившимся этими поисками моим товарищем, пока в одном из споров не родилось вовсе уж «мечтательное» пред­ положение: а не считать ли нам азбуку не только началом письменности на Руси, но и п е р в ы м литературным произведением, писанным буквами кириллицы? Произведе­ нием, в котором автор его в лаконичной, сжатой форме, словесами мощными и вещщ ми, взятыми «из неисчерпаемой и прочной сокровищницы народной русской поэзии и русской речи», передал нам, потомкам, свои поучения и свои заветы, и... А что — и? Еще какое и? Ведь литературное произведение должно дочитываться. Стало быть, должна дочиты­ ваться и азбука, если она литературное про­ изведение, если является таковым. Так не попробовать ли дочитать? За словом «твердо» идут еще буквы ки­ риллицы, но именно на этом месте остано­ вился Н. Ф. Грамматик («вероятно, что в прочем не мог уже найти никакого смыс­ ла»), на этом месте кончается эпиграф к стихотворению «Аз, буки, веди...» О. Сулей- менова. Чуть далее (до «хер») продвинулся Д. Прозоровский, предполагавший в азбуке лишь «осколки большого наставления». Маловероятно, однако,— если исходить из нашего предположения о законченности азбуки как литературного произведения,— чтобы Кирилл (или тот, кто вкладывал в азбуку истины вещие) мог остановиться на каком-то слове, а дальше дать просто рос­ сыпь букв: хер, ер, еры, ерь и т. д. Это так же маловероятно, как если бы автор «Сло­ ва», после описания бегства Игоря из пле­ на, описания столь поэтического (по мнению А. С. Пушкина, писатели XVIII века «...не имели все вместе столько поэзии, сколько находится оной в плаче Ярославны, в описании битвы и бегства»), вдруг оборвал песнь и перешел на сухую констатирующую прозу, на нечто вроде: «И иде пешь 11 ден до города Донця, и оттоле иде ко брату Ярославу к Чернигову...» Что ж, ключ к прочтению уже найден (скажем скромнее — предложен) и приме­ нен к начальной части азбуки. Воспользу­ емся им — и тогда получим фразы: 9. СЛОВО ТВЕРДО УК ФЕРТ. 10. УК ФЕРТ ХЕР. 11. ХЕР — ОТ ЦЕ ЧЕРВЬ. 12. ЦЕ ЧЕРВЬ ША-ШТА ЕРЕСЬ. Последнее слово образовано мешаниной заключительных букв: ер-юс, еры-юс, ерь-юс - ЕРЕСЬ. Сразу же оговоримся: правомочно ли та­ кое — образовывать из звуков вроде бы бессмысленных осмысленное слово-понятие? Конечно, в какой-то степени это произвол, насилие. Однако же, не мы первые. На та­ кую предерзость благословляют нас созда­ тели азбучной молитвы — сам ли Кирилл, или кто-то из его последователей. Вот, на­ пример, строчки азбучной молитвы, начина­ ющиеся с букв «Ъ -ЁР», «Ь-ЕРЬ», «ПСИ »: «ЯР ГОСПОДЬ БОГ НА ВСЯ ГРЕШНИ ­ КИ...» «ОБЪЯРИСЯ ИРОД НА ХРИСТА...» «ПСИ ВСИ НЕКРЕЩЕНИ ЛЮДИЕ...» Как видим, буквы превращены здесь в слова всего лишь по созвучию. Так что же получается? После свода пра­ вил жизни, после светлой стороны бытия (как теперь мы говорим, после позитивной части) идет нечто маловразумительное, тем­ ное, где венчающим словом оказывается «ЕРЕСЬ». Набор свистящих, шипящих зву­ ков, рычащих сочетаний (достаточно обра­ тить внимание на ряд: твЕРдо — фЕРт — хЕР — ЕР — ЕРы — ЕРь). И слова ползу­ чие, нагловатые, пачкающие какие-то. К