Сибирские огни, 1988, № 5
— Вполне возможно, у Анохина есть фо то Кремке,— подлила масла Надежда Афа насьевна.— Знаете, в те годы было принято дарить друзьям на память свои портреты... Все же ему удалось совладать с собой и, не попирая приличий, поблагодарить дос тойным образом людей, которые искренне хотели помочь, откланяться без оскорби тельной суеты. А через час с небольшим он держал в руках листок, на котором значилось; «Ано хин Александр Александрович, 1922 г. р., г. Орел, ул. Разградская, 14, кв. 15». Он держал в руках листок, который мог стать точкой в «Деле об ордене». Листок звал к действию, но Овсянников колебался: день шел на убыль, и пока удастся отыс- кась Разградскую, не очень-то удобно бу дет явиться в такую пору незваным гос тем. Тем более с вопросами, которые всплужат на ночь глядя, не могут не всплу- жить пласты воспоминаний. В противовес этому возникала и другая мысль: случится, что Анохин еще не на пенсии, тогда предпочтительнее встре титься с ним именно сейчас, вечерней по рой, нежели пытаться ловить человека по утру, перед уходом на работу, ни свет ни заря. «...Через Альпы он прошел, имея уже не более сорока тысяч человек. Это было пре восходное войско, составленное из фран цузской ^епОагтегье, из швейцарской пе хоты и британских стрелков... Через Меди- олан они прошли беспрепятственно...» Нетерпение перетянуло; поехал. Увы, закон подлости срабатывает в са мый неподходящий момент; дверь оказа лась на замке. Он даже ругнулся, выплес нув непрошеную обиду; — Нет, чтобы на всякий случай записку к двери пришпилить: ушли, мол, в кино, в гости, к черту на рога, вернемся тогда-то... — Но тут же и посмеялся над своим него дованием, а глянув на часы, сказал себе: все, Юрий Петрович, пора дать бренному телу покой! Подумал при этом: если, ко нечно, удастся заснуть. Усталость взяла свое: он спал в эту ночь, только во сне все спорил с милицейским полковником, все доказывал ему, что жизнь укорачивает отнюдь не спешка, жизнь уко рачивают паузы, вынужденные паузы. Новый день начался с огорчения: пока он набирался калорий в гостиничном бу фете, его, оказалось, «разыскивал теле фон». Сообщила об этом дежурная по эта жу, протянув листок с фамилией звонив шего. — Скочемес?— зачитал Овсянников вслух. — Не знаю, нет у меня знакомых с такой фамилией у вас в Орле. А телефона не ос тавил? — Ой, это я виновата, не догадалась спросить про телефон. И он не додумал ся. Сказал только; передайте, дескать, звонил майор Скочемес, надо встретиться... — Майор? — Ой, вспомнила: про школу говорил. Вроде, военруком там... Все встало на свои места; на него про должал работать директор школы. — Ой, еще вспомнила; просил сказать, что время у него ограниченное, долго ждать не сможет... Вон сколько наговорил, где тут сразу все вспомнить! Время у него ограниченное... Что же те перь, разорваться? Или поехать к Анохину после того, как побывает в школе? А кто поручится, что застанет тогда его дома? Нет, нет, очередность остается прежней: сперва Анохин, потом — все остальное. Да, именно так: сейчас, не откладывая — к Анохину, а потом, от него — в школу. Давно, конечно, знал, просто запамято вал: огорчения не приходят в одиночку. Новое посещение Разградской заверши лось вчерашним разочарованием; анохин- ская дверь встретила непробиваемой ти шиной. Зато его топтание под чужой дверью пробудило вполне объяснимый интерес соседки, которая тут же и внесла в наболевший вопрос веселенькую яс ность: — Сан Саныч в отъезде, сказали, вернут ся через три дня... Когда отъехали? Так вчерашним же днем, вот этак же поутру... Получалось, пауза растягивалась. Даже учитывая, что сутки с момента отъезда Анохина уже прошли, предстояло ждать еще целых двое. Как минимум. Если не за полнить их действием, целенаправленным и осмысленным действием, можно исто миться. Между тем «закон подлости» продолжал действовать. Потратив попусту время на поездку к Анохину, Овсянников опоздал и в шко.лу . Опоздал в том смысле, что не захватил майора Скочемеса, дверь кабине та военного дела была на замке. Правда, хозяин оказался человеком обязательным, оставив пришпиленную к двери записку: «Тов. Овсянников, пакет для вас в учи тельской». В пакете обнаружился список несколь ких выпускников 1940 и 1941 годов — во семь фамилий (судя по адресам, пятеро находились здесь, в Орле, один поселился в Харькове, двое — в Москве); кроме того, были названы фамилии тогдашних директо ра школы и заведующей учебной частью (как удалось потом установить, директор в первые же дни войны ушел на фронт, след его затерялся, а завуч умерла в 1982 году). Теперь можно было поехать к учитель нице, пообещавшей разыскать групповой снимок выпускников 41-го. Ехал и боялся: вдруг и здесь ждет разочарование? Но Ев докия Михайловна не подвела, встретила с фотографией в руках. — Из окна тебя углядела, Овсянников потянулся к фотографии, но она остановила: У молодых все так: на бегу, на скаку! А мне, посмотрите-ка на него, внушение делал: судьба человека решается! Пришлось раздеться, пройти в комнату, занять гостевое место на уже знакомом диване. Евдокия Михайловна пристроилась рядом, скомандовала: — Доставай свою картонку, сверим. Овсянников и без картонки видел; нет среди заснятых парней ии одного, кто хо тя бы отдаленно был похож на Бовина. Спросил, не может ли она вспомнить фами лии ребят — в том порядке, как они здесь расположены? — Юра, я же была учительницей в на чальных классах... — И что?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2