Сибирские огни, 1988, № 5
после обеда сам позвс нит в школу. Тем более, что намерен поехать отсюда не в гостиницу, а сразу в управление КГБ. Рас спросил дорогу, сел на трамвай. Дома ему не доводилось пользоваться этим транс портом, надобности такой не возникало, по этому утратил представление, какие теперь курсируют по городским рельсам составы. Орловский трамвай приятно удивил: крас но-желтый вагон с элегантными обводами, с дверной пневматикой, предоставлял в распоряжение пассажиров просторный, полный солнца салон, имел мягкий ход, а на сиденьях под гранитолевой обивкой умиротворяюще пружинил поролон. Эта трамвайная приятность обернулась коварной неожиданостью: Овсянникова сморила дрема, обыкновенная дрема. Хо рошо хоть догадался попросить сидящую рядом женщину, чтобы подсказала, когда будут подъезжать к нужной остановке. А сойдя, спросонья никак не мог взять в толк, что с ним происходит: продолжение сна это или уже явь, потому что на оста новке его встретил лейтенант Васин. Ока залось, специально караулил. Подхватил под локоть, повел к машине, объясняя на ходу, что приехал по звонку директора школы: тот порасспросил понастойчивее своих, и вышел на бывшую учительницу начальных классов, которая сама тоже кон чала эту же школу, и как раз в 41-м. — Поезжай прямо к ней домой, вот тебе адрес и все остальное. Она теперь на пенсии, должна быть дома. — Послушай, Андрей, а как... — Не терпится узнать, что у нас? Есть кое-что, немного пока, но есть, кое-что иаклевывается. Но об этом после, с этим успеется, сейчас главное — поймать конец живой цепочки. — Отдаешь мне машину, а сам? — Я тут пока загляну в одну контору, а Коля тебя доставит и вернется за мной. В машине Овсянников вчитался в набро санный на календарном листочке текст, со бираясь назвать водителю адрес, но тот опередил, сообщив: — Лейтенант уже сказал мне, куда ехать: Медицинская, 18. — Квартира 27,— машинально добавил Овсянников, как будто машина могла дос тавить его прямо к порогу. Водитель рассмеялся, приняв это за шутку, кивнул: — Бу-сде! После адреса на листочке значилось: «Капустина Евдокия Михайловна, 1923 г. р.» Год рождения породил сомнение: Капусти на должна была бы выпускаться не в 41-м, а в 40-м. Неужели опять вместо живой це почки только мираж? Подрулили к пятиэтажному дому. Откры вая дверцу, Овсянников увидел крупную, статную женщину, которая вышла из второ го подъезда с хозяйственной сумкой в ру ках. На открытом лице читалось: учитель ница. Подталкиваемый этим наитием, шаг нул навстречу. — Вы кого-то ищете?— проявила «учи- тельницаьь готовность помочь. Овсянников назвал фамилию и, когда услышал, что это она самая и есть, даже не удивился тому, как точно сработало на итие. Не спрашивая, зачем понадобилась, Евдокия Михайловна протянула ключ: — Как раз к обеду, вот только за хлебом схожу. Вы пока располагайтесь там: вто рой этаж, квартира двадцать семь. Напряжение отпустило Овсянникова, по верилось: здесь помогут. Ключ взял, "но остался ждать возвращения хозяйки на улице: по крайней мере, накурился впрок. В доме представился, показал удостовере ние, стал расспрашивать, кого она помнит из парней, которые вместе с нею заканчи вали 10-й «А» в 41-м. Евдокия Михайловна сказала: — Как вы навеличивали-то себя: Юрий Петрович? А можно просто Юра? Так вот. Юра, прежде всего попрошу раздеться и помыть руки, сейчас прибежит из школы внучка, сядем к столу,— и вдруг обронила с болью: — Хоть она тут возле меня кру тится, а то совсем одиноко, мужа-то похо ронила... Овсянников снял плащ, сбросил под ве шалкой ботинки. Евдокия Михайловна по додвинула тапочки, оставшиеся, как видно, от мужа, провела в тесно заставленную комнату, усадила на диван. — Вот ты спросил,— это «ты» прозвучало из ее уст как-то совершенно естественно,— с кем, мол, училась? А не можешь прямо сказать, кого найти тебе надо? Так нам проще было бы. Овсянников назвал. — Не помню такой фамилии,— огорчи лась она.— Нет, не припомню, вроде не учился с нами Бовин. И потом — Василий. В классе ни одного Василия не было, это я твердо помню... А что — этот Василий что-то сделал? Овсянников было приготовился ответить по стандарту: «Проверяем». Однако откро венность требовала ответной откровенно сти, и он сказал: — Тень на нем. Надо снять с человека эту тяжесть. Если, конечно, подозрения не подтвердятся. Достал картонку с фотографиями троих молодых мужчин. На одной из них — Бо вин. Это был снимок 1948 года. — Посмотрите, пожалуйста, Евдокия Ми хайловна, как можно внимательнее: узна ете здесь кого-нибудь? Нет, и теперь память не смогла ей по мочь. И тут она вдруг всплеснула руками: — Погоди-ка, погоди, где-то же хранит ся групповая фотография всего нашего выпуска! Овсянников едва не вскрикнул от радости вслед за ней. Но оказалось, рано порадо вался: сумбурные поиски не принесли ре зультата. — Пообедаем,— вынесла решение хозяй ка,— а тогда и возьмусь без суеты. Найду обязательно, не тужись. Овсянников от обеда отговорился, что касается фотографии, условились, он за едет взглянуть на нее на следующий день. После этого Овсянников вооружился каран дашом и блокнотом, попросил: — Понимаете, Евдокия Михайловна, судь ба человека решается, я должен, просто обязан опросить всех, кто уцелел из тог дашних выпускников. — Немного их, уцелевших,— вздохнула учительница.— Я и сама-то чудом жива ос талась: меня немец угнал на работы в Бе лоруссию, едва не сгинула там... Ой, что это я о себе, все о себе, не по делу. Зна
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2